— Испортила ты нам обедню.
— Сами себе испортили.
— Допьем в другой раз, — успокоил себя Андрей. — Насчет Теплых Двориков ты серьезно?
— Что я там уже работаю — серьезно. — И она рассказала брату обо всем, что случилось с ней за эту неделю.
— Да, история, — задумался Андрей. — И с майором серьезно?
— С майором? А как ты думаешь?
— Ты его разыграла, я понял. Но он, по-моему, человек надежный, хотя… — Он не договорил.
— Нет, майор, нет! Не поедет он в Теплые Дворики! В один миг раскрыл себя.
— Того ждешь, Жогина?
— Жду. Но ты, Андрей, когда-то обещал не касаться моих личных дел.
— Обещал дятел сосну не долбить… Может быть, ты всю жизнь была у меня единственно близким человеком. Как же мне перестать о тебе думать? Был бы отец…
— И у меня никого, кроме тебя, Андрей. Знаю, сделал меня человеком. Мне за отца был.
— Люди из войны победителями вышли, а ты с чем?
— Я стала неплохим хирургом.
— Это верно. Согласен. А что получила? Ну хотя бы в район, а то — на село. Сколько жизней спасла, знаю. А для себя-то какую-нибудь жизнь приберегла? Не верю, что ни один, после Жогина, сердце не задел. А не задел если, да понравился, потом бы полюбился.
— Как тебе это объяснить, Андрей? Любовь, мне кажется, нельзя растасовать: этому столько, другому столько. Этот на сейчас, а тот на потом. Не знаю, права я или нет, только думаю, любовь — это… Или она есть, или ее нет. К Жогину она осталась. Ну ладно, я иду спать. Завтра уезжаю к себе. Понимаешь, что это значит: к себе?
Она ушла в свою комнату. Здесь едва помещалась узкая железная кровать, стол и два стула. Под марлевым покрывалом на стене небогатый гардероб женщины военного времени, не требовательной к нарядам. На этажерке книги. Она подошла. Среди объемистых медицинских учебников и работ по хирургии затерялись тоненькие книжечки стихов и поэм Некрасова. Еще отец рассказывал, что мать любила стихи этого поэта. Пальцы пробежали по знакомым даже на ощупь корешкам книг и остановились в конце нижнего ряда. Вот она, мамина «академия». Страницы пожелтели, обветшали, но Надя, как и прежде, смотрела на них настороженно, будто ждала раскрытия какой-то неведомой тайны.
Стихи Некрасова тоже были для Нади нераскрытой тайной. Почему их любила мать?
Вчерашний день, часу в шестом,
Зашел я на Сенную.
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую…
