Он выскочил из-за стола и начал возбужденно метаться по комнате.
- Тише, мешаете, - недовольно буркнул Брон.
- Симпатизирую! ... - кричал Горобиц. Больше от него ничего нельзя было добиться. Ши пришлось взять его голову в ладони и пристально посмотреть в глаза. Увидев в черных ямах собственное отражение, Горобец обмяк и сразу ушел во двор. Он не показывался до самого вечера.
- Меня только не трогайте, ладно? - попросил Познобшин, следя за экраном, с которого доносились вопли и вой. - Мне надоел этот театр.
- А мне казалось, что тебе нравится, - голос Ши дрогнул.
- Именно что казалось. Никто здесь не в состоянии выдумать что-то стоящее. Хорошо, что солипсизм - всего лишь несостоятельная гипотеза. Какие-то убогие фантазии. Представляю, что было бы...
- Что это такое, этот твой... псизм, как там его? - заинтересовался Выморков.
- Да вам не понять. Ну, скажем, так: то, что вообразили - то и есть.
- Суетная гордыня, - покачал головой Брат Ужас. - Есть только один, несозданный и невообразимый...
- Бросьте. Все знают, что вы траванулись какой-то химией и стали глючить. Вот и весь ваш несозданный.
Медведь на экране встал на дыбы. Начал подниматься и Выморков.
- Ну, еще не хватало! - рассердилась Ши. - Брон, немедленно извинись.
- Извиняюсь, извиняюсь, - пробормотал Познобшин. - Отстаньте от меня. Веревка, лейка... вы все... Кенгуру раздает лотерейные билеты - это нормально. Кенгуру раздает гондоны - это уже перебор. Вот канитель-то...
- Ка-а-кой кенгуру? - протянул Холомьев, кривляясь.
Брон не ответил. Ши присела рядом с ним.
- Потерпи еще чуть-чуть, до вечера, - попросила она шепотом. - Вспомни, что я тебе говорила. Что посоветовала. Не смотри на них.
Брон мрачно молчал. Вокруг простирались лунные поля; мелкие птицы, кувыркаясь в невесомости, распевали пошлые шлягеры. Сплошной мясной окрас, тайный и явный. Повеситься на сортирной веревке. Посмертное семяизвержение, загробное мочеиспускание. В лейку. Лейку забирает кенгуру, скачет поливать огород. Орошает бородатый овощ, тот раздувается, рычит... Летающая тарелка, опасаясь конца света, ведет прицельный огонь...
Не сыграть ли во внутренние органы, члены большого божественного тела? В глубине дуШи которого...
Тут закончился фильм. Подход к проблеме добра и зла оказался формальным. Добро, рассевшись по полицейским машинам, приехало слишком поздно. Брон выключил видео, настроился на телепрограмму. Но там объявили: "Растительная жизнь, программа Павла Лобкова", а это Брону было уже не интересно. Он вышел из комнаты, стараясь не слушать разорванные реплики, которые сливались в зловещий гул. В огороде чавкало и хлюпало, недавно прошел дождь. "Вот от кого остался процесс, - подумал Познобшин, - от Вавилосова. Насморк".
