Они не только привыкли друг к другу, они друг друга полюбили. Она любила своего добродушно-бранчливого отца, который хотел ее воспитывать, но воспитывать не умел и только избаловал. Бастиан был совсем другой: тише и мягче; он внимательно слушал ее и, когда она к нему обращалась, всегда готов был поддержать и ободрить. Когда она чего-то не понимала в школе, он был рад помочь ей и в решении самой проблемы, и в ее попытках решить проблему самой. В первом классе она должна была выучить наизусть короткий стишок; у нее не получалось, и, когда ей с помощью наводящих вопросов, которые он для нее придумал, удалось проговорить стишок без ошибок, она его в первый раз поцеловала. Она рано начала читать, и он выбирал для нее книги. Во втором классе она начала сочинять маленькие истории; он читал и хвалил.
Касалось ли дело выполнения школьных заданий, чтения, письма – все, что она могла делать во дворе, она делала во дворе. Ей было интереснее на улице с мальчишками, чем дома с девчонками, больше нравилось лазить по деревьям, чем обставлять кукольные домики, больше – играть в жандармы-разбойники, чем в папа-мама-дочка, и футбол ей нравился больше, чем балет. Тереза удивлялась: сама она была совсем другой. Бастиан пожимал плечами. Ну, голубое вместо розового, джинсы вместо платьев, гордость царапинами и ссадинами вместо радости от косметики – ну и что?
Во времена своего брака Бастиан примирился с тем, что детей у них не будет. Его жена не могла иметь детей, и, пока их брак функционировал, оба были погружены в свои профессии, проводили на работе целые дни, включая субботы и воскресенья, и уставали так, что часто не могли вечером и телевизор вместе посмотреть; жизни с детьми он даже не мог себе представить. Теперь же у него разом возникла жизнь с ребенком, которого он полюбил, и он захотел еще детей. Но детей не было, и, когда они с Терезой осознали, что попытки искусственного оплодотворения грозят лишить их радости интимных отношений, они эти попытки оставили. Кроме того, Тереза завершила академический этап образования, у нее началась практика, и жизнь уплотнилась настолько, что желание иметь еще ребенка побледнело до степени абстрактной мечты. Так что оставалось удовольствоваться только Марой.
Ни муж Терезы, ни жена Бастиана не хотели развода. Да и Терезе с Бастианом долгое время было все равно, расписаны они или нет. Их убежденность в том, что они принадлежат друг другу, за прошедшие годы нисколько не ослабла. Потом им захотелось превратить их седьмой – трудный, магически неблагоприятный – год в год свадьбы. Они оформили разводы и превратили приготовления к свадьбе в игру, в которую играли втроем: «в какое время года?», «где?», «в церкви или без церкви?», «сколько гостей?», «какое меню?».
