Филипп счел поведение Сюзанны исполненным любви и великодушия, но в то же время ему представилось, что такое близкое совместное проживание сестры и брата – это некая пыточная камера, в которой задыхаются оба.
– Он будет присутствовать на ужине?
– Он всегда присутствует. Я думаю, это поддерживает в нем то, что еще сохранилось. Если он досаждает другим, сиделка его увозит. Но часто он просто сидит рядом и, кажется, рад тому, что участвует. – Она усмехнулась. – Боишься его?
Филипп протестующе вскинул руки, но снова опустил их. Да, он боялся Эдуарда, его поднятой из засады головы, его шипения «ж-жопа» и того, что он увидел бы в глазах Эдуарда, если бы заглянул в них. Он смотрел на Сюзанну (она свернула с автострады на проселочную дорогу, но и по ней ехала быстрее, чем хотелось Филиппу): решительное лицо, обе руки на руле, слышимый выдох, когда она совершала рискованный обгон или когда встречная машина не переключала дальний свет либо проносилась, не включая фары. Сказать ей? Он помедлил.
– Боюсь… может быть, я в самом деле немного боюсь его.
– Еще бы.
9
К счастью, он сидел не рядом с Эдуардом, а между Сюзанной и ее другом, который представлял Филиппа залу. Жена друга сожалела, что из-за своего вечернего бриджа вынуждена была пропустить доклад. Остальные гости – три супружеские пары, жившие по соседству, – на докладе были, задавали разумные вопросы и отпускали учтивые комплименты. Эдуарда подкатили, когда все уже сидели за столом, и каталка проехала мимо Филиппа. Филипп ждал шипения «ж-жопа», но его не последовало.
Беседа перекинулась с жизни Фанни Мендельсон на роль женщины в девятнадцатом и двадцатом столетиях. Все сидевшие за столом женщины, хотя были богаты и в заработке не нуждались, бόльшую часть своей жизни работали: одна – агентшей по продаже недвижимости, другая вела физиотерапевтическую практику с большим штатом сотрудниц и сотрудников, а третья работала ветеринарным врачом, специализируясь на скаковых лошадях. Они, с их чувством собственного достоинства самоутвердившихся, добившихся успеха, не могли понять самоуничижения Фанни. Почему она не настаивала на публикации своих сочинений? Почему потом не выступала перед публикой как пианистка? Когда у нее даже был муж, который ее поощрял к этому?
Только Сюзанна понимала Фанни. Понимала то, чего не желали понимать другие, – привязанность Фанни к Феликсу, ее брату, с которым она не могла конкурировать, потому что при конкуренции всегда есть вероятность превзойти. И если бы она его превзошла, пусть даже только в одной песне, в одной сонате, в одном трио, он бы это заметил: он был умен и честен – и он был бы уничтожен.
