Но, едва слепив эту историю, он понял, что с ее помощью снова хочет удрать. Он хочет в ней приукрасить то, что не было красиво, хочет завернуться в плащ страдальца и приуменьшить то, что потерял Эдуард, упоминанием о последующих успехах. Он должен был принять вызов Сюзанны, не стараясь заранее обезопасить себя. Он должен был это выдержать. Но он не должен был позволить ей смотреть на него сверху вниз. Не ей, игравшей с ним! И жить в ее доме он не хотел. Доклад должен был состояться в Народном доме Сада пальм[11], и Филипп нашел пансион поблизости.
Оттолкнувшись от проекта афиши и предложенного названия, он подготовил доклад о Фанни и Феликсе Мендельсон, об их музыкальном единении, об их воскресном музицировании, об их музыкальном окружении. Ему это было несложно, он писал об этом в своей книге.
8
Для проверки микрофонов Филипп приехал незадолго до впуска в зал публики и затем ожидал начала вечера в боковой комнатке, куда его провел друг Сюзанны, с которым он познакомился в Берлине и который должен был представить его залу. Филипп узнал, что за это время предприятие по производству нижнего белья было продано, что супруги учредили в университете кафедру искусства и дизайна и что вступительное слово охотно взял бы на себя муж Сюзанны, но ему пришлось вместе с сыном уехать в Женеву. Друг понимает в музыке не так много, как муж Сюзанны, поэтому представление он намерен сделать кратким.
Филипп не хотел сидеть в первом ряду в то время, как его будут представлять. Прислонясь к стене, он осматривал зал: кто пришел, не попадется ли знакомое лицо, насколько публика стара и насколько молода, обещают ли эти лица заинтересованных или скучающих слушателей? В середине первого ряда сидела Сюзанна, рядом с ней – старик в инвалидном кресле, он наклонился вперед, голова опущена, как у задремавшего. Во втором ряду Филипп обнаружил музыкального критика из «Франкфуртер альгемайне цайтунг», которого каждый год встречал на книжной ярмарке. Зал не был полон, но Филиппа порадовало обилие юных лиц. Женщин пришло больше, чем мужчин. Фанни Мендельсон стала иконой феминистского движения.
Вступительное слово закончилось, Филипп направился к сцене и, проходя мимо человека в инвалидном кресле, услышал: «Жопа». Приостановившись, он коротко повернулся к этому человеку, который поднял, словно из засады, лицо и еще раз прошипел ему – тихо, но слышимо и внятно: «Ж-жопа». Это услышали и соседи человека; Филипп, скользнув взглядом по их лицам, увидел выражения досады; они не были задеты, как он, они не были возмущены этим человеком, они просто находили это происшествие неаппетитным. Человек снова поник; Филипп поднялся на сцену и подошел к кафедре. Голос не подчинялся ему, он не мог говорить, он стоял молча. Он попытался найти опору в каком-нибудь обращенном к нему дружелюбном лице, какие нередко попадаются в публике, но такого не находилось, и более того, на лице Сюзанны читалось отнюдь не дружеское расположение, а напряженная сдержанность. А у него в ушах все звучало это «жопа». Что же, человек в инвалидном кресле – это Эдуард? Филипп не узнал его, но лицо и голос были словно отдаленное эхо…
