На следующий день, в семь утра, Андрос ждал меня на первом этаже флигеля с чашечкой американо. Он протянул мне стопку конвертов, чтобы я отвез их в Лондон. По возвращении я должен был пересесть в «Мерседес», чтобы развезти некоторых сотрудников Кубрика. Несмотря на то что съемки фильма были окончены, он все еще звал к себе домой некоторых людей, и моей работой было подвозить их. Мой рабочий день был почти таким же, как когда я работал в Hawk Films и знал только Яна Харлана. Хотя получение списка задач стало более веселым: Андрос пользовался каждой возможностью, чтобы подкалывать меня и шутить почти обо всем на свете, смеясь от души.
Несколько дней я выполнял задания, которые надавал мне Андрос, но однажды утром я снова увидел Кубрика: «Эмилио, мне нужное съездить в Лондон». Как только он сказал это, то сразу оказался в машине. В отличие от других актеров и режиссеров, которых я возил в «Миникэбах», Кубрик не дождался, когда я открою для него дверь. Он был так быстр, что добрался до машины раньше меня. Все чаще и чаще он выбирал «Минкс», а не «Мерседес», которым управлял его пожилой шофер Лесли. Кубрик снова говорил немного, когда ехал в машине. Он читал различные документы и делал заметки в своей записной книжке, которую всегда быстро клал на место во внутренний карман пиджака. Когда он открывал рот, оттуда всегда вылетал совершенно неожиданный вопрос.
– Ты перепробовал множество разных работ, – спросил он однажды днем, – какая твоя любимая?
– Гоночные машины – это моя страсть, остальное – просто работа. Надеюсь, у меня будет возможность участвовать в гонках в скором времени.
На мгновение я умолк.
– Можешь пообещать, что продолжишь работать на меня?
– Конечно. Если все будет так продолжаться, с большим количеством работы и соответствующим чеком в конце недели.
Он не возвращался к этой теме, пока мы не поехали домой. Вдруг он спросил, состою ли я в профсоюзе? Я услышал нотку надежды в его голосе. Для меня было достаточно услышать слово «профсоюз», чтобы в подложечной ямке завязался узелок. Он не дождался ответа и объяснил, что ему нужен ассистент, который не связан английской рабочей неделей с восьми до шести. «Это пустая трата времени – заканчивать работать в шесть. Остается еще целых полдня, – прокомментировал он просто. – Мне нужно, чтобы ты был тогда, когда ты мне понадобишься, даже если это означает вечером после обеда. Когда я снимаю фильм, мне нужно, чтобы я мог положиться на своих ассистентов всегда». Он подчеркнул последнее слово, сказав его медленно. Внезапно он стал болтливым: добавил, что человек, которого он искал, должен помогать ему в решении самых различных задач. Он должен был быть водителем, курьером, секретарем, менеджером автомобилей для служебных задач и так далее. Это не соответствовало нормам труда, принятым в английских профсоюзах, которые чрезмерно категоризировали работу. Эта сегментация означала, что для выполнения того, что он считал работой для одного человека, профсоюзы требовали бы нескольких человек. Он считал это еще очередной тратой времени. «Когда мы будем работать вместе, мне нужно будет передавать тебе блокноты, заметки, камеры… Мне нужно, чтобы я мог положить блокнот тебе в карман, не думая, что это нарушает правила профсоюза. Если бы я следовал этим правилам, мне нельзя было бы тронуть тебя даже пальцем».
