- Что ты стоишь! - истерически, разбрызгивая слюну, кричал Конечный. Давай снимай! Снимай скорее, он сейчас загнется к чертовой матери!
Рюгин послушно вскинул камеру, навел ее на корчившегося Парвуса и застрекотал. Конечный, матерясь, подскочил, заглянул в объектив, сорвал колпачок.
- Д-деятели херовы, - прохрипел он, - всему вас учить.
Рюгин опустился на колено - так было удобнее. Камера трещала. Парвус выгнулся и заорал в небо, потом резко, как червяк, свернулся вновь и внезапно затих. Рюгин обернулся.
- Дальше снимать? - спросил он шепотом.
- Давай, крути, - прикрикнул на него Конечный, уже остывая. - Хоть бы у тебя там ничего не заклинило. Снимай: как лежит. Потом - полигон целиком, всю местность. Дьявол, поближе бы... У него могут оказаться...
Конечный осекся и замер, глядя, как Парвус так же медленно, как опускался наземь, встает на ноги.
- Что за... - пробормотал Конечный, не веря глазам.
Парвус стоял прямо, упирая руки в бока.
- Придурки! - крикнул он. - Раскатали губу! Это всего лишь почечная колика! Очень кстати подоспела, правда?
Конечный беспомощно, молча смотрел на него. Парвус поискал глазами вокруг, нагнулся и снова выпрямился: теперь уже с увесистым, мокрым булыжником в руке.
- Севушка! - позвал он. - Хорошо поработал? На!
Он метнул булыжник. Камень с хрустом ударил Рюгина в левый висок, и Рюгин осел; потом, смыкая веки и кривя угол рта, он, как и Парвус совсем недавно, улегся на бок, поджал ноги к животу; затем одна нога вытянулась, и Рюгин больше не шевелился. Парвус, белый свет которому застил ослепительный гневный огонь, высился среди травы и слушал, как гудит в мозгу то самое, нажитое, взлелеянное, получившее наконец выход.
- Браво, - послышалось сбоку.
Парвус вздрогнул и повернулся. В сторонке стоял сухопарый мужчина в халате.
- Браво, - сказал Ким Сикейрос.
И все сгинуло.
На месте полигона, сливаясь вдали с черным беззвездным небом, простерлась потрескавшаяся стрекочущая пустыня. Кое-где трещины ломали иссохший грунт как попало, местами - делили его на правильные секторы, слагая нелепую, нелогичную мозаику. Что-то стряслось с воздухом - им теперь не дышалось, он сам дышал за людей, мерно вталкиваясь и извергаясь обратно сухими пыльными струями. Неподвижные стеклянные глаза Сикейроса стали, как у стрекозы, фасеточными и выпирали далеко из орбит, вбирая все вокруг - в том числе и одинокие фигуры, поблекшие, призрачно подрагивающие, готовые исчезнуть в любой момент.
