Все погасло.
* * *
Голова раскалывалась, перед глазами плясали красные всполохи, как после удара. Поднеся руку к затылку, я нащупала набухающую болезненную шишку.
Что же со мной только что произошло?
Колени и локти саднило – кажется, при падении я ободрала кожу. Я ощупала руками тело в поисках других повреждений, одернула задравшуюся юбку, поправила рукава. И тут меня прошиб холодный пот.
Шнуровка лифа оказалась полураспущенной. Грудь, не стянутая плотной тканью, ныла. Низ живота неприятно и болезненно тянуло, словно…
Вместо воспоминаний обо всем, что было после того, как горничная принесла мне бумагу и свечи, зияла пугающая чернота.
Что я успела натворить за это время?
Я огляделась, поспешно зашнуровывая платье, но в окружавшей меня темноте незнакомой комнаты с трудом можно было различить лишь очертания предметов. Сквозь плотно занавешенные шторы с улицы не пробивалось ни лучика света. Воздух казался затхлым, комната – хоть повсюду и были в беспорядке разбросаны некрупные предметы – нежилой.
Я с облегчением выдохнула. По крайней мере, вряд ли это была спальня лорда Кастанелло, что, особенно с учетом беспамятства и странных телесных реакций, меня несказанно радовало. Да, я прекрасно осознавала природу распаленных зельем желаний и, если бы речь шла о первой брачной ночи в роли леди Осси, подчинилась бы им с радостью. Но в сложившихся обстоятельствах… пусть лорд Кастанелло и приходился мне законным супругом, я вовсе не желала близости с ним, почти незнакомым, да еще и под воздействием дурмана, подчинившего меня чужой воле.
На тумбе рядом со мной обнаружился ночник, а внутри чуть поблескивал накопительный кристалл ручной огранки. Надеясь, что хоть немного заряда сохранилось, я на ощупь поискала на основании ночника рычажок, активирующий артефакт, но ничего подобного не обнаружила – светильник был старой, непривычной модели. Тут пальцы наткнулись на ребристое колесико, и мышечная память услужливо подкинула верное движение. Я повернула диск на одно деление, задав ночнику минимальное свечение.
Кристалл послушно зажегся, заливая комнату неярким светом, рассыпавшимся сквозь прорези ажурного торшера тысячью крохотных звездочек.
Это была детская. Я сидела на пушистом ковре посреди комнаты, заваленной игрушками, резными солдатиками, повозками с большими крутящимися колесами и металлическими моделями первых самодвижущихся экипажей. Детская казалась воплощенной мечтой любого маленького мальчика. Все здесь застыло в беспорядке, как будто юный хозяин спальни лишь на минуту вышел из комнаты и скоро вернется к прерванным играм. Но пустота, тонкий слой пыли, покрывавший поверхности, завалившаяся набок деревянная лошадка на тонких полозьях, плюшевый медведь с вытертой шерстью, верно когда-то горячо любимый своим маленьким хозяином, а теперь сиротливо выглядывавший из-под кроватки, говорили о произошедшем красноречивее любых слов. Это место было оставлено давным-давно.
