Песнь о моей Мурке | страница 55



Купите бублички
Ночь надвигается,
 Фонарь качается,
 Свет проливается
 В ночную мглу.
 Я неумытая,
 Тряпьем прикрытая
 И вся разбитая,
 Стою дрожу.
 Припев:
 Купите бублички,
 Горячи бублички,
 Гоните рублички
 Сюда скорей!
 И в ночь ненастную
 Меня, несчастную,
 Торговку частную
 Ты пожалей.
 Отец мой — пьяница,
 Он этим чванится,
 Он к гробу тянется,
 И все же пьет;
 А мать гулящая,
 Сестра — пропащая,
 И я — курящая,
 Глядите — вот!
 Припев.
 Инспектор с папкою
 И с толстой палкою
 Грозит на бублики
 Забрать патент.
 Но я — одесская,
 Я всем известная,
 И без патента все
 Продам в момент!
 Припев.
 «Не плачь ты, Фенечка, —
 Сказал мне Сенечка, —
 Пожди маленечко,
 Мы запоем!»
 И жду я с мукою,
 С тоской и скукою,
 Когда с разлукою
 Навек порвем.
 Припев:
 Купите бублики,
 Горячи бублики,
 Купите бублики —
 Да поскорей!
 За эти бублики
 Платите рублики,
 Что для республики
 Всего милей!

Песня «Купите бублички» родилась во времена нэпа и приобрела необычайную популярность — в том числе в босяцкой и уголовной среде. В тексте есть абсолютно недвусмысленные указания на время создания песни. Так, в нем упоминается «инспектор с папкою», который «грозит на бублики забрать патент». В период «новой экономической политики» для ведения частной торговли требовался патент, который выдавался лицам, достигшим 16 лет. Разумеется, значительная часть торговцев предпочитала обходиться без патента. Вот что пишет Евгений Петров в воспоминаниях об Ильфе:

«В 1923 году Москва была грязным, запущенным и беспорядочным городом. В конце сентября прошел первый осенний дождь, и на булыжных мостовых грязь держалась до заморозков. В Охотном ряду и в Обжорном ряду торговали частники… Иногда раздавался милицейский свисток, и беспатентные торговцы, толкая пешеходов корзинами и лотками, медленно и нахально разбегались по переулкам. Москвичи смотрели на них с отвращением. Противно, когда по улице бежит взрослый, бородатый человек с красным лицом и вытаращенными глазами».

При этом торговлей вразнос занимались не только представители простонародья, у которых отец — пьяница, а мать — уборщица. Торговать бубличками, пирожками, овощами и прочим приходилось и представителям некогда имущих классов.

Г.Андреевский в книге «Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1920—1930-е» пишет: «Как-то в 1923 году в народный суд милиционер привел девочку. Судья Иванова обратила внимание на ее опрятность, белый бант в светлых, немного вьющихся волосах и на книксен, который она сделала, войдя в кабинет. Из милицейского протокола следовало, что девочка занималась спекуляцией и оказала неповиновение работникам милиции. Вины своей она не отрицала. Судья стала разбираться, и выяснилось, что Нина, так звали девочку, старший ребенок в семье. Семья живет в подвале. Мать ходит на биржу труда, но устроиться на работу не может. Есть дома нечего. Все надежды семья возлагает на то, что Нина заработает на торговле яблоками — 50–70 рублей в день — и что-нибудь купит, чтобы не умереть с голоду. Патента на торговлю у Нины нет и быть не может, так как ей нет еще шестнадцати лет. А нет патента — торговля незаконная. Попала девочка в милицию. Продержали ее там до ночи, а потом отпустили, только она идти домой отказалась: страшно. В милиции посчитали такое поведение дерзостью и на следующее утро привели девочку в суд для наказания. Только судья оказалась не формалисткой. Взглянула с тоской на милиционера, вздохнула и девочку выпустила».