Последняя из своего рода (Том 2) | страница 78



— Все не так, — попыталась я объяснить. — Никто не собирается превращать вас в рабов!

— Ну конечно. А еще твой проклятый народ освободил всех пленников, дружно покаялся в былых грехах и теперь замаливает их в монастырях и храмах? — начальник каравана ощерился.

— У нас была война, мы проиграли! Ваш Дракон уничтожил столицу и освободил рабов. Нам не до новых войн, поверьте!

— Придумай сказку получше, деточка, — презрительно хмыкнул ги-Тесах и поднялся на ноги. — Хотя, даже если придумаешь, тебе это не поможет. Мы не позволим тебе вернуться и рассказать о нас своим, не для этого наши предки всем пожертвовали… — он резко замолчал и отвернулся. Я поняла, что сейчас он уйдет, и…

— Я же спасла вас! Если бы не руны…

— Да, — согласился Волк, вновь повернувшись ко мне. — Поэтому, когда мы будем решать твою судьбу, я проголосую за милосердную смерть, а не за мучительную, какой заслуживают все лазутчики. У тебя есть еще несколько часов, эль–туань, у нас не принято казнить ночью. Помолись напоследок.

* * *

Я сидела, обхватив руками колени и пытаясь не дрожать. От холода, не от страха. Я была слишком оглушена произошедшим, страх пока не пришел. Без магии внутри было пусто, и эта пустота мучала сильнее, чем боль.

Умереть так нелепо, так обидно… Нет, я не могла, отказывалась поверить.

Хранитель Лабиринта сказал, что мой выбор станет развилкой судьбы для всего народа — но какой выбор в том, что сегодня на рассвете мне суждено умереть? Значит, я должна была выжить, обязана была выжить! Только не знала, как…

Ведь не может же быть, что мой выбор — это смерть здесь, в мире с перевернутыми законами и жителями, не знающими благодарности? Если последняя из Шоралл умрет и королевский род прекратится, изменит ли это судьбу моего народа? Или дело не во мне, а в еще не рожденном ребенке? В его смерти?

Перед мысленным взором появилось любимое лицо. Мервин, вторая половина моей души. Мне было дорого все в нем, даже то, что другие могли бы счесть недостатком. Его упрямство, нелюдимость, порой отрешенная сосредоточенность, его привычка шутить с серьезным лицом и склонность днями пропадать в своей подземной лаборатории…

Я вспомнила ту трепетную нежность, с какой он касался меня, как иногда смотрел — словно бы я была сокровищем, которое он получил незаслуженно и больше всего боялся потерять.

Все дни здесь я старалась жить только настоящим, не напоминать себе о разлуке, которая может стать вечной. Но сейчас воспоминания прорвались. Я уткнулась лицом в колени, чтобы скрыть от чужих глаз слезы.