Рассказ этот вначале не принадлежал четвертому Евангелию, его нет в самых древних рукописях. По-видимому, этот рассказ был известен Папию (Евсевий, Hist. eccl., III, 39 и далее).
Барт Эрман: «История женщины, застигнутой в прелюбодеянии, появляется только в позднейших рукописях Евангелия от Иоанна.»
Иоанна 12:45: «И видящий Меня видит Пославшего Меня.»
Исход 33:20–23: «И потом сказал Он: лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых. И сказал Господь: вот место у Меня, стань на этой скале; когда же будет проходить слава Моя, я поставлю тебя в расселине скалы и покрою тебя рукою Моею, доколе не пройду; и когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, а лицо Моё не будет видимо.»
Моисей увидел Бога, хотя лишь в посильной для него степени. А у Иоанна это оказалось многим возможно.
Иоанна 12:48 «Отвергающий меня…имеет судию себе. Слово, которое я говорил, будет судьей в последний день» Здесь Logos отделяется от Иисуса, хотя в Иоанна 1:1 они были отождествлены. (уже упоминали)
Если Иисус говорил так, как утверждает Матфей, то он не мог говорить так, как пишет Иоанн.
Автор четвертого жизнеописания Иисуса не имеет ничего общего с синоптиками, очень много фантазирует. Резко отличаясь от простого, беспристрастного, выразительного тона синоптиков, Евангелие Иоанна представляет на каждом шагу озабоченность приемника, задние мысли сектанта, намерение доказать личные взгляды.
Можно утверждать евангелие от Иоанна написано кем угодно, только не Иоанном.
Попадаются речи, совершенно отличные от тех, которые приводятся Матфеем.
Каким образом в разбираемом Евангелии нет ни одной притчи, ни заклинания бесов? Чувствуются догматические тенденции самого редактора, идеи, довольно чуждые уже известному у синоптиков Иисусу. Кругом вставки «пламенного сектанта»! Интересно его отличие от редакторов Матфея, которые, в основном, дополняли исходный текст рассказами о чудесах, Иисус Иоанна уже не призывает держать свои чудеса в секрете.
Мог ли, в самом деле, Иоанн, сын Зеведеев, брат Иакова (о котором, однако, ни разу не упоминается в четвертом Евангелии), написать на греческом языке эти лекции отвлеченной метафизики, не имеющие ничего себе подобного у синоптиков?
Мог ли «апостол среди обрезанных» составить сочинение, более враждебное к иудаизму, нежели все сочинения Павла, труд, в котором слово «иудей» почти равносильно понятию «врага Иисуса»? Мог ли тот апостол, на пример которого ссылались в пользу своего мнения приверженцы празднования еврейской Пасхи, говорить с некоторого рода презрением о «праздниках иудеев», «Пасхе иудеев»? (
