Далее мы подробно обсуждаем возможности. К сожалению, его фирма еще не разработала чудесное лекарство для ушей, тема сложная, и предстоит еще много исследований. Действительно ли в моем случае имеет место болезнь Меньера, по словам Андреаса, можно установить наверняка только при наличии патологического расширения внутреннего уха под названием «эндолимфатический гидропс». Этот термин я записываю в небольшой блокнот, который в предстоящие недели мне очень пригодится. Андреас продолжает: это можно выяснить только с помощью МРТ – технической процедуры, позволяющей визуализировать телесные жидкости на экране. Вспоминаю, что врач говорил о том, что нужно провести что-то подобное в больнице. Если бы я захотел сделать МРТ, мне пришлось бы задержаться здесь на несколько дней, а на это у меня нет никакого желания.
– Обязательно пройди обследование, – советует Андреас. – Когда у тебя будет результат, мы узнаем больше. На твоем месте я пока не стал бы заморачиваться мыслями о том, болезнь Меньера у тебя или нет.
О’кей, я должен некоторое время провести в больнице, чтобы в ближайшее время лечь в трубу МРТ. Думаю, все не так уж плохо.
– Но осталось еще кое-что, что тебе следует знать, – нерешительно продолжает Андреас. – Возможно, это прозвучит не очень приятно.
Я делаю глубокий вдох и настраиваюсь на худшее:
– Выкладывай.
– Для проведения этой процедуры нужно будет ввести контрастное вещество.
Я выдыхаю и с гордостью сообщаю:
– Ну здесь проблем не будет. Я не боюсь уколов.
– Это еще не все. В этом случае тебе сделают инъекцию в оба уха.
– Что значит в оба уха? Куда-то в слуховой проход?
– Придется проколоть барабанную перепонку и впрыснуть контрастное вещество в среднее ухо.
По моей спине ползут мурашки. Ужасно! Длинный шприц в ухе кажется мне более страшным, чем лечение зубного нерва у тюремного врача-садиста!
Андреас добавляет:
– Не бойся, тебе предварительно сделают местную анестезию. Возможно, будет немного неприятно, но не болезненно.
– О’кей. Все равно спасибо за предупреждение.
Об этом, естественно, врач тоже ничего не говорил. Мы прощаемся, и, после того как я завершаю вызов, на дисплее смартфона отображается время разговора продолжительностью три четверти часа. Это примерно на сорок минут дольше беседы с лечащим врачом. Теперь я чувствую себя во всеоружии перед новой встречей с немецкой системой здравоохранения, у которой, очевидно, не хватает времени на пациентов с жизненно важными диагнозами. Тем не менее теперь у меня в рукаве есть два туза: я располагаю ценными профессиональными знаниями и в любое время могу позвонить Андреасу, если в дальнейшем понадобятся его советы.
