противоречия заключались также в их стремлении отстранить тогда еще графа Шароле от решения политических вопросов в период правления Филиппа Доброго, противостоять его всё возраставшему влиянию в государстве путем игры на указанной слабости Бургундии (ее вассальной зависимости по определенным фьефам от французской короны, а владения де Круа находились как раз преимущественно на этих территориях). Могущественный аристократический клан, почувствовавший свою практически безграничную власть в правление Филиппа Доброго (они как фавориты герцога фактически единолично определяли его политику с 1457 г. – времени опалы канцлера Ролена, часто руководствуясь своими частными интересами), пытался сохранить status quo. Им был неудобен молодой энергичный государь, каковым проявил себя Карл Смелый. Случай с Филиппом По, сеньором де Да Рош, несколько иной. Верный подданный Бургундского герцога, он встал на сторону графа Шароле в его конфликте с кланом де Круа, однако после катастрофы 1477 г. оказался на стороне французского короля. Именно он на Генеральных штатах 1484 г. выступил одним из сторонников теории о «народном суверенитете».
В плане противостояния этих группировок показательна позиция Шатлена. Его, конечно, невозможно упрекнуть в поддержке своекорыстной политики Антуана де Круа, несмотря на факт тесных связей историка с членами этой семьи и симпатий, испытываемых к ее главе. Шатлен как может защищает де Круа от нападок графа Шароле на страницах хроники, утверждая, что Карла преследуют какие-то фантазии по поводу заговора и интриг с их стороны[152]. Даже очевидно враждебные и негативные для Бургундского дома поступки не вызывают осуждения у Шатлена, например, продажа Людовику XI стратегически важных городов на Сомме[153]. Лишь дело бастарда Рюбанпре, одного из родственников де Круа, заставляет историка увидеть двойную игру, которую вел Антуан. В отличие от него, преследовавшего собственные цели, Шатлен прежде всего оставался верен интересам герцогов Бургундских. Разочарование историка в де Круа очевидно, как очевидна и его попытка оправдать невнимательность Филиппа Доброго, позволившего так искусно манипулировать собой, и свою неспособность сразу увидеть в их поступках корыстные мотивы. Усматривая в действиях этой семьи причину ухудшения внутреннего положения во владениях герцогов Бургундских, Шатлен пишет, что Филипп Добрый не мог поверить в измену тех, кто служил ему верно в течение стольких лет, считая все обвинения в их адрес выдумками окружения графа Шароле и влиянием на него матери, Изабеллы Португальской
