. К этому ряду, вероятно, относится и его гибель. Бог «дарует не только спасение и победу, но, принося страдания телу, дарует славу душе»
[32]. Таким образом Шатлен пытался, насколько это было возможно, оправдать герцога в хронике, являвшейся официальной историей Бургундского дома. В трактате «Обращение к герцогу Карлу», как было отмечено, двоякое отношение к Жану Бесстрашному выразилось всего в двух словах – «немного пороков» (peu de vices). Тем не менее это не мешает автору утверждать, что он закончил свою жизнь славной смертью, несмотря на то, что был убит из зависти
[33].
Несомненно, большего восхваления в произведениях Шатлена заслуживает Филипп Добрый, этот «великий лев» (le grant lion), удостоившийся особого благословения Бога. Автор признаёт невозможность в небольшом сочинении перечислить все благодеяния и подвиги этого герцога. Тем не менее он отмечает, что на земле не было равного ему государя, вызывавшего восхищение всего христианского мира. Филипп Добрый для него «жемчужина среди государей» (la perle des princes chres-tiens). Именно поэтому его смерть расценивается как «всеобщая утрата» (la perte universelle)[34].
Таким образом, заключает Шатлен устами своего персонажа, Карл должен унаследовать добродетели своих предков: рассудительность, верность Франции и почет христианского мира от Филиппа Храброго, смелость – от Жана Бесстрашного, великое правление своего отца, Филиппа Доброго, равного которому не было ни среди королей, ни среди императоров.
Особое внимание следует обратить на трактовку Шатленом отношений Франции и Бургундии. Нетрудно заметить, что три перечисленных герцога так или иначе участвовали во внутренних делах королевства. Филипп Храбрый фактически управлял им, был опорой французского трона, Жан Бесстрашный поддерживал свое преимущественное положение силой, Филипп Добрый был «столпом чести Франции» (le pillier de l’hon-neur de France). Автор подчеркивает наряду с португальскими корнями Карла Смелого его происхождение из французского королевского дома[35]. Известно, что Шатлен был одним из немногих авторов, если не сказать единственным, кто видел залог мира и процветания Французского королевства и Бургундии в их союзе[36]. Пусть даже всего лишь видимости мира. Шатлену уже достаточно, чтобы между герцогом и королем не было новых войн. Так ситуация складывалась, по мнению автора, в эпоху правления Карла VII и Филиппа Доброго. В отличие от Ф. де Коммина
