Недужному шкиперу не терпелось поднять якорь и как можно скорее добраться до Калькутты. Узнав об этом, боцман Али заартачился:
— Капитан-мапитан шибко хворать. Если доктор не звать, он умирать. Скоро-скоро небеса ходить.
Захарий хотел привести врача, но шкипер не позволил:
— Вот еще! Чтобы всякий задрипанный лекарь щупал меня за корму? Я здоров. Просто легкий понос. Оклемаюсь, едва поднимем паруса.
На другой день ветерок окреп и шхуна вышла в море. Шкипер выбрался на квартердек и объявил, что он в полном ажуре, но боцман Али был иного мнения:
— Капитан холера ловить. Погоди-гляди, язык совсем черный. Зикри-малум лучше держись подальше.
Позже он вручил Захарию вонючий отвар корней и трав:
— Малум пить и не болеть. Холера-молера шибко плохо.
Вняв его совету, Захарий изменил обычному матросскому меню, состоявшему из рагу, галет и лепешек, и переключился на ласкарскую диету из карибата и кеджери — острого риса, чечевицы и солений, к которым иногда добавлялись кусочки рыбы, свежей или вяленой. Сначала от жгучих блюд перехватывало дух, но затем, оценив прочищающее воздействие специй, Захарий полюбил их непривычный вкус.
Как и предсказывал боцман Али, через двенадцать дней капитан умер. На сей раз торгов не было — вещи покойного выбросили за борт, а каюту отдраили и оставили открытой, чтоб просквозило соленым ветром.
Когда тело скинули в океан, Захарий прочел из Библии. Его торжественная читка удостоилась похвалы боцмана Али:
— Зикри-малум лучше всех молить. Почему церковный песня не петь?
— Не умею, — ответил Захарий. — Голоса нет.
— Ничего, есть кто уметь. — Боцман поманил долговязого худющего юнгу Раджу. — Он служить миссионер. Поп учить петь салом.
— Псалом? — удивился Захарий. — Какой?
Словно в ответ, парень затянул: “Зачем мятутся народы…”[14]
Дабы смысл не ускользнул от слушателя, боцман заботливо снабдил пение переводом, прошептав Захарию в ухо:
— Мол, зачем народ-марод шибко баламутит? Другой дел нету?
— Пожалуй, точнее не скажешь, — вздохнул Захарий.
* * *
Когда через одиннадцать месяцев после отплытия из Балтимора “Ибис” бросил якорь в устье Хугли, из первоначального экипажа сохранились только двое — Захарий и рыжий корабельный кот Крабик.
До Калькутты оставалось два-три дня ходу, и Захарий был бы только рад тотчас тронуться в путь. Однако несколько суток команда нетерпеливо ждала лоцмана. В одном лишь саронге, Захарий почивал в своей каюте, когда боцман Али доложил о прибытии береговой шлюпки:
