Мне отчаянно хотелось ударить его головой в угловатый корень, то являвшийся, то исчезавший из поля зрения. Я дошел до того, что готов был навсегда избавиться от соперничества Толяна. На долю секунды я устрашился своей мысли и ослабил хватку, тут же получил жестокий удар в бровь и, стиснув зубы и вытаращив от боли глаза, нечеловеческим усилием подмял Толяна под себя, схватил кучерявую голову пастушка с дудочкой за уши и шваркнул ею в сторону, чтоб корень бил в правый висок; попал, но слабо, мне захотелось еще...
- Вы с ума сошли! - крикнула Алина где-то вдалеке. - Мальчишки! Я вам приказываю!
Мы немедленно начали разъединяться, отпускать друг друга, не забывая в то же время угощаться заключительными ударами. Хукуйник суетился рядом и робко хватал за одежду то Толяна, то меня. Я наконец вскочил, отошел в сторону и там остановился, вытирая окровавленный рот.
- Идиоты! - выпалила Алина, широко раскрыв глаза. - Миритесь! Если сию секунду не помиритесь, я сию секунду, сейчас же отсюда уеду!
- И я тебя провожу, - таков был мой идиотский ответ.
- Как бы не так, - злобно проговорил Толян, испепеляя меня взглядом.
- Ой, дураки... Какие же вы дураки, - протянула Алина, опускаясь на корточки. Почти тут же она встала и пошла к разгоравшемуся костру.
- Что ж вы так, - грустно тявкнул Хукуйник, не сторонник насилия вообще.
- Заткнись, пацифист хренов, - окрысился я. - Иди к костру и не зли меня.
- Я-то что? - оскорбился Хукуйник, и от него даже своеобразно запахло обидой.
- Ладно, ладно, не свирепей, - смягчился я. - Только уйди, не трогай нас, ради Бога...
Хукуйник подобрал полено и медленно побрел прочь. Мы остались: как по команде, сели на землю в нескольких шагах друг от друга, опять же, как по команде, друг на друга посмотрели.
- Знаешь, - заговорил я с усмешкой, - есть такой анекдот. Спорят два мужика. Один говорит, что съест ложку дерьма, а другой возражает - нет, мол, не съешь. Ну, поспорили на червонец. Первый взял и съел, выиграл. Сидит, довольный собою. А второму червонца жаль, он и заявляет: я за такие деньги тоже ложку дерьма съесть могу. Поспорили снова; вернул второй свой червонец, а первый чуть погодя и говорит: слушай, а какого черта мы с тобой задарма дерьма нажрались?
Толян пожал плечами, потом кивнул и поднялся. Я же думал, что меня, в сущности, ничто здесь больше не удерживает. "Хватит, - сказал я себе. Довольно. Брось все и присаживайся к огню".
... И вновь, как ни в чем не бывало, потрескивал костер. Сговорившись с котелком, в котором варился суп из сыроежек, он продолжал ломать комедию. Нынче игралось не так ловко, как вчера. Нас осталось трое: Толян, с напускным равнодушием поглаживающий Алину по голым ногам, сама Алина, растянувшаяся на одеяле и положившая голову Толяну на колени, и я. Хукуйник ушел встречать последнюю электричку, с которой ожидалась его новая подруга, и я, без капли, однако, интереса, прокручивал в мозгу возможные легенды, коими он нас впоследствии угостит. Про эту он, наверно, расскажет, будто она принесла ему тройню. Три маленьких хукуйника - что можно придумать ужаснее?
