— То, что ты не готов — верно! Но насчет силы твоя персона не права, — волхв нарочно выделил слово «персона», и я увидел перед собой его улыбающуюся физиономию.
— Почему? — растерялся я.
— Потому, что без оккультных возможностей будущее тебе не светит, ученик. И потом, хватит мёрзнуть, иди домой, и здесь в тепле поговорим.
Когда я зашёл в избу, старик, дожидаясь меня, сидел за столом. По всему было видно, что у него хорошее настроение. Он показал на табурет напротив и, сделав испуганное глупое лицо, спросил:
— Значит, моя демоническая сила тебе не нужна, отрок? Так я тебя понял?
— Так, так, — отрезал я. — Она мне потому не нужна, что сознание моё ещё детское. Это, примерно, то же самое, если дать в руки шимпанзе автомат Калашникова.
— Хорошо, будем считать, что Закон соответствия ты постиг. Но почему ты решил, что я обладаю демонической силой, а не какой-то другой?
— Не знаю, — промямлил я, — Прости, если я тебя обидел.
— Ты меня не обидел, нет. Просто я увидел насколько ты невежествен. Неужели тебе не известно, что высшие оккультные способности носят не эгрегориальный характер, а более высокого порядка. И если человек является частью Творца, то он владеет и его силой. Что в нём демонического? Любой демонизм локален, он вытекает из эгрегориальности. Смотрю я на тебя и думаю, до чего же всё у тебя в сознании перепутано. Вот что с тобой делать? Тащишь тебя, можно сказать, за уши, на пинках, ты же продолжаешь жить представлениями времён святой инквизиции, когда любое проявление силы приписывалось проискам Сатаны.
Растерянно я смотрел на Чердынцева и не знал, что сказать. Старик был прав: христианство в меня въелось до мозга костей. И как я ни старался от него избавиться, ничего у меня не получалось.
— Ладно! — примирительно посмотрел на меня волхв. — Не сразу Москва строилась. Придётся тебя образовывать, отрок. И не только в плане прошлого нашей цивилизации или в плане будущего. Ты должен понять, почему человечество стало на путь деградации и вырождения. Какие силы действуют в этом направлении, и как сделать так, чтобы их нейтрализовать.
Последние слова Чердынцев говорил уже не для меня, а скорее для себя. Его взгляд потупился и стал задумчивым. Несколько секунд старик о чём-то думал. Потом, поднявшись из-за стола, он молча показал мне на кровать и, тяжело вздохнув, почти шёпотом сказал:
— Завтра, отрок, выйдем в четыре утра. Постарайся хорошо выспаться — путь у нас немалый.
