– Хакон…
– Что-то ты сама не своя, – Медведь опускается перед ней на одно колено, тревожно глядя голубыми глазами. – Тебе плохо, любовь моя?
Что ей сказать? Слова покидают распахнутые губы, обратившись черными птицами, и в голове у нее одна лишь пустота. Так сложно поверить, что ничего не было! Ни посвящения, ни ведуна. Она ведь столь ясно видела светлое небо, и огонь над городами солнцерожденных, и блестящую от воды изумрудную чешую морского змея…
Столь явно чувствовала, что тонет. Возможно ли такое?
Потому в ответ на его тревожный вопрос может она лишь покачать головой. Хакон не верит ей, слишком хорошо знает, когда волчица его лжет, и хмурит темные брови, оглаживая ладонями девичьи предплечья. Ренэйст в глаза ему не смотрит, все отводит взгляд, и столь это на нее не похоже, что волнуется он только сильнее.
Ренэйст ощущает его беспокойство. Чувство вины обжигает ей горло.
– Пóлно вам, – звучит глубокий мужской голос, знакомый и незнакомый одновременно, – она только проснулась. Сейчас пройдется со мной, чтобы проверить силки, и мигом придет в себя.
Голос этот сладок и терпок, окутывает и греет подобно мягкому меху в холодную ночь. Опираясь о руки своего возлюбленного, Ренэйст вытягивает шею, заглядывая за его плечо. Мужчина, которого видит она перед собой, ей незнаком, и стоит он так, что ей не видно лица. Словно намеренно скрывается, вынуждая воительницу поджимать губы от злости. Тянет с себя теплую шубу, разминает шею и оборачивается к очагу, позволяя его свету упасть на свое лицо.
Изумленная, Ренэйст смотрит на него едва ли не испуганно. Опираясь о плечи Хакона, конунгова дочь поднимается на ноги, проговорив сдавленно:
– Хэльвард…
Это действительно он, иначе и быть не может. Она видит голубые глаза, что достались им от матери, и темные волосы их отца. На вид ему чуть больше двадцати зим, а ведь столько бы ему было, если бы не оказался он на хрупком льду Зеркала Вар. Хэльвард выглядит абсолютно спокойным и таким живым, что Ренэйст отчаянно хочется верить в то, что долгие двенадцать зим были лишь ужасным сном. Ренэйст бежит к нему, ступая босыми ногами по деревянным доскам, и заключает в крепкие объятия. Великий Один, как сильно она хотела вновь прикоснуться к нему!..
– Неужели успела соскучиться так сильно за то время, что мы были на охоте, волчонок? – с усмешкой спрашивает он.
И Ренэйст отвечает:
– Ты не представляешь, как сильно.
Уткнувшись носом ему в грудь, Ренэйст не видит, как Хэльвард, Хакон и Витарр переглядываются. Последний, сидя на своей постели, лишь пожимает плечами, снимая сапоги; ему поведение сестры вовсе не кажется странным. Приснилось что-то плохое, что такого? Словно бы им страшные сны не снились. Зная, сколь сестра впечатлительна, Витарр не был бы удивлен, если бы Ренэйст встретила их в слезах. Белолунная только храбрится, вид делает, словно бесстрашна, а в душе-то она все тот же ребенок. Сделав глубокий вдох, Хэльвард мягко сжимает плечи сестры, отстраняя ее от себя, и с улыбкой говорит:
