— Почему — зловеще ухмыльнувшись, спросил дядя Бенджамин, заворачивая чай, — юные леди похожи на хороших грамматистов?[4]
Валенси, следуя желанию дяди Бенджамина, прочно укоренившемуся в ее голове, кротко ответила:
— Не знаю. И почему?
— Потому что, — хихикнул тот, — они тоже не могут отказаться от предложений.
Два клерка, Джо Хэммонд и Клод Бертрам, дружно фыркнули от смеха, а Валенси возненавидела их еще больше, чем прежде. Когда Клод впервые увидел ее в лавке, он шепнул Джо: «Кто это?» И Джо ответил: «Валенси Стирлинг — одна из дирвудских старых дев». «Излечимая или неизлечимая?» — спросил Клод со смешком, очевидно, считая, что сострил. Валенси со жгучей обидой вспомнила этот старый подслушанный разговор.
— Двадцать девять, — тем временем говорил дядя Бенджамин, — дорогуша, Досс, ты уже вот-вот закончишь третий десяток, и до сих пор не подумала о замужестве. Двадцать девять. Это же никуда не годится.
Затем он выдал оригинальную мысль. Он сказал:
— Как летит время!
— Думаю, оно ползет, — пылко ответила Валенси. Пылкость в понимании дяди Бенджамина настолько не сочеталась с Валенси, что он растерялся. Чтобы скрыть смущение, загадал следующую загадку, упаковывая бобы — кузина Стиклз в последний момент вспомнила, что им нужны бобы, которые были дешевой и сытной пищей.
— Какие два мира означают иллюзию? — спросил дядя Бенджамин и, не дожидаясь «поражения» Валенси, сообщил: — Мирьяж и мираж.
— Не мирьяж, а марьяж[5], — коротко ответила Валенси, забирая покупки. На какое-то мгновение ей стало все равно, вычеркнет ли дядя Бенджамин ее из своего завещания или нет. Она вышла из лавки, пока тот смотрел ей вслед с открытым ртом. Затем покачал головой.
— Бедняжка Досс переживает, — сказал он.
Дойдя до следующего перекрестка, Валенси раскаялась в содеянном. Почему она не сдержалась? Дядя Бенджамин разозлится и наверняка скажет матери, что Досс надерзила «ему!», а мать целую неделю будет читать ей нотации.
«Я держала язык за зубами двадцать лет, — думала Валенси. — Почему не могла подержать его там еще?»
Да, прошло уже двадцать лет, отметила Валенси, с тех пор как ее впервые укололи отсутствием поклонников. Она отлично помнила тот горестный миг. Ей было девять лет, и она стояла одна на школьной площадке, тогда как остальные девочки играли в игру, в которой мальчики должны были выбирать девочек в качестве партнерш по игре. Никто не взял Валенси — маленькую бледную черноволосую Валенси в строгом платье с длинными рукавами, со странными раскосыми глазами.
