— Пожалуйста, обратите внимание, — произнес Хели, останавливаясь перед дверью розовой комнаты — подлинное рококо и, прежде всего, туалетный столик…
Он распахнул дверь.
— Хели, — напомнил профессор, — ты не забыл, что у нас гость?
— О Господи, конечно.
Хели сделал испуганный вид, но было уже поздно. Максим выскочил из постели, как чертик из табакерки, именно так, как и представлял себе Хели.
— Что вам угодно?! — в замешательстве воскликнул Максим.
Сработало! Но затем произошло нечто невероятное. Кто-то завозился под одеялом, рядом с Максимом показалась взлохмаченная белокурая головка, и чей-то голосок, позевывая, произнес:
— Максим, дорогой, ну что ты вертишься?
Из-под одеяла показалась Амелия, посмотрела в камеру и воскликнула:
— Господи, что вам здесь надо?
И вновь спряталась под одеяло.
— Что это было? — простонал Тео. — Мираж? Он подошел к кровати и уставился на Максима.
— Всемогущий, это сон!
Максим на всякий случай тоже спрятался под одеяло.
— Довольно. — Хели вытолкал телевизионщиков из комнаты и потянул за собой профессора — Пойдем. Твоей дочери, в конце концов, больше двадцати, не надо делать трагедии!
Этого он не хотел. Но откуда ему было знать, что как раз к этому идиоту Амелия влезет в постель, на нежно — розовое ложе? Вот почему вечером у нее в комнате не горел свет! В конце концов, он мог бы и догадаться.
Сцена была снята. Три мужика, похожие на испанцев из классического репертуара провинциальной сцепы, находились в прекрасном расположении духа. Они острили. Происшедшее развеселило их. Еще бы, это было намного веселее, чем в приюте для животных!
Фрау Бингер, сохраняя хладнокровие, засунула в сумку рукопись, пообещала использовать в передаче только то, что имеет отношение к творчеству мастера, а затем поинтересовалась, не может ли она сообщить о свадьбе обоих профессоров, даже если передача выйдет уже после нее. Ведь в любом случае это событие, не так ли?
— Делайте, что хотите.
Тео ушел к себе в комнату, даже не потрудившись попрощаться. Он чувствовал себя совершенно измотанным — а ведь день еще только начинался.
Фрау Кляйншмидт, соседка, пришла, чтобы помочь в приготовлении пищи. Когда профессор бывал очень занят или к нему приходили гости, она всегда помогала. Хели встретил ее и тут же отправил на кухню.
Семейный совет — или как там еще назвать эту небольшую компанию — заседал в библиотеке.
В огромном кресле, предоставляемом обычно наиболее почетным гостям, восседал профессор, в дурном расположении духа, ибо он так и не сумел дозвониться до Дуни. Время шло к вечеру, и она должна была бы уже давно быть здесь и оказывать ему поддержку. Профессор нуждался в мудром совете: как поступить со взрослой дочерью, заявившейся к нему в дом со своим другом и в первую же ночь оказавшейся в его постели? Хабердитцель оказался не в состоянии помочь. Дело развеселило его настолько, что он постоянно принимался смеяться. Профессор призвал его к порядку, и тогда Хели вышел, чтобы вдосталь посмеяться под дверью. Невероятно! Ведь он сам был во всем виноват: с его вечным желанием продемонстрировать комнаты!
