— Я съезжу. По делам, — отрывисто говорил Павел, натягивая брюки, — только матери ничего говорить не смей. Сцепи зубы и держись. Все будет хорошо. Я все улажу, слышишь? — Павел подошел к дочери. — Никому, Лизавета, поняла? — дочь не шелохнулась, только опустила веки в знак согласия.
«Похоже на шок, — подумал Павел. — Ступор. Что ж, все лучше, чем истерика».
Он осторожно прикрыл дверь и прокрался по темному коридору, по пути заглянул в спальню — Марина и Варюшка спали, младшая разметалась на постели, забросив правую ножку на едва слышно похрапывающую Марину. Все тихо, спокойно.
— Ну, с Богом, — подбодрил себя Павел, запахнул дубленку и вышел в ночь.
Он припарковался позади офисного здания, внимательно огляделся, потом выбрался из машины и неспешно обошел «Джитек». Вокруг не было ни души, погруженное во мрак большое четырехэтажное здание выглядело зловеще. На втором этаже в кабинете Каспарова горела настольная лампа, холл первого этажа был полутемным. Очевидно, охранник все еще дожидался директора. Павел посмотрел на часы — половина первого, Сабины не было.
— Черт подери, где ж ее носит? — проворчал он и почувствовал, что его охватывает нервная дрожь. В сложившейся ситуации необходимо действовать, а он теряет время. Павел злобно выругался и вернулся в машину.
В зеркале заднего вида отразилось серое лицо с набрякшими веками и мешками под глазами, а ведь в молодости он был ого-го-го!
«Они с Андроном… Хотя первую скрипку всегда играл Андрон, Павел состоял при нем, как трусоватый Санчо Панса при отважном Дон Кихоте. И идея с фармацевтическим бизнесом принадлежала Андрону, он в медицину по стопам родителей-врачей пошел. Павел институт связи закончил и то с грехом пополам, — при этой мысли его перекосило. — Чертов Казанова! Ни одной мало-мальски симпатичной юбки мимо не пропускал. Пользуясь его, Павла, мягкотелостью, он и Марину по молодости пытался обхаживать, козел, но она ему быстро от ворот поворот дала, — мысли Павла скакали, словно мячики для пинг-понга. — Вот идиот! — спохватился он. — Не об Андроне сейчас нужно думать. О деле думай! О деле! Может быть, попытаться убрать охранника? — лихорадочно соображал он. — Нет, тот откроет дверь только Лизавете. А ее роль должна сыграть Сабина».
Павел нащупал в кармане прохладную рукоять пистолета Макарова, приобретенного еще на заре их с Андроном предпринимательства у какого-то уголовника на Тишинке.
— Вот ты и пригодился, друг, — пробормотал он и осторожно погладил шероховатую поверхность, точно привыкая к напарнику. Стрелять он умел. И неплохо. Только давно это было, еще в армии. Сколько ж лет прошло? Тридцать? Нет, тридцать три. Получится ли? Он нервничал, сомневался. Однако мысль о том, что за ним семья — его ненаглядные и ни в чем не повинные девчонки — придавала мужества. Он сам себе удивлялся: откуда такая отчаянная решимость? Ни храбростью, ни напором он никогда не отличался. Отвага и решительность всегда были прерогативой Андрона, Павел же — спокойный, вдумчивый, рассудительный — уравновешивал бешеный темперамент друга, частенько удерживая вспыльчивого Андрона от импульсивных решений и поступков. И вот — на тебе! На такое решился. Отважный, не отважный — выбора у него теперь не было.
