А солдаты в такую погоду ведут учебные бои в поле.
Марья Степановна усадила Татьяну рядом с собой на диван.
— Ты мне расскажи все-таки, что произошло?
— Ничего сверхъестественного… Работы в школе нет.
— Как нет?
— Очень просто. В штате два преподавателя по черчению и рисованию. Зачем им третий?
— Подожди, подожди, не горячись. Может, действительно сложилась такая ситуация. Разве нельзя пока временно пойти… — она замялась.
— На другую работу?
— Да.
Татьяна резанула ее глазами и отвернулась.
— Зачем же я тогда образование получала? Четыре года училась. Государство деньги тратило. Чтобы все бросить?!
— Какую ерунду говоришь! — Марья Степановна даже покраснела, не в силах скрыть своего возмущения. Казалось, вот-вот и ее прорвет, не выдержит она и выдаст этой девчонке по первое число.
Но она сдержалась, подавила в себе гнев.
Минуту, а то и больше обе молчали. Татьяна, глядя в пол, сосредоточенно что-то обдумывала. Потом вскинула голову, сказала совершенно спокойно:
— Это не ерунда, Марья Степановна. Это близко касается меня. Я хочу работать по специальности. Я к этому готовилась.
Марья Степановна нахмурилась, снова внутренне вспыхивая. Чуть что — начинаются у молодых разные категорические утверждения: невозможно, нельзя… И претензии: я, я, я… Подай немедленно на блюдечке.
А Татьяна будто подслушала ее мысли:
— Понимаете, Марья Степановна, я, конечно, знала, куда ехала. Мне еще домашние говорили, когда мы с Борисом заявление в загс отнесли: «Куда ты, Танька, поедешь? Что ты будешь там делать?» Они оказались правы. Моей специальности здесь не требуется.
«Даже домашние говорили. А она, выходит, все же поехала».
— Здесь нужны агрономы, механизаторы. Здешний председатель Сизова сказала мне: «Идите в бригаду полеводов учетчицей. Твердый оклад и натурой еще. Вполне прилично». Почему это, Марья Степановна, когда говоришь про работу, сразу начинают соблазнять ставками, льготами? Разве только в этом дело?
«Да, заявление в загс было подано. И собралась она в дальний гарнизон. О чем, интересно, она тогда думала?»
— Борис тоже хвалился. Такой край, такой край! В гуще жизни! А приехали — этого нельзя, того нельзя, туда не ходи. Узурпатор какой-то!
«Кажется, проблема носит и некий личный оттенок».
— То есть как это узурпатор?
— Конечно, узурпатор.
— Не понимаю. Поругались, что ли?
— Нет, не поругались.
— А чего?
Татьяна снова обожгла ее глазами. Продолжала холодно, с каким-то злым запалом:
— Только не подумайте, пожалуйста, что я жалуюсь. И вообще разговор между нами, прошу вас. Я терпеть не могу коллективных обсуждений.
