— Готовьте соображения, начальник штаба, — сказал Клюев спустя минуту и пошагал к машине, в которой потрескивала его рация.
* * *
Белобрысый солдат в пилотке и плащ-накидке стоял около толстой, сучковатой сосны.
— Куда теперь, интересно, нас пошлют? — размышлял он вслух. — Или тут прикажут обосноваться?
Был солдат узкоплеч, вихлявисто подвижен. У него от долгого сидения в машине затекли ноги, он слегка разминался около сосны и все посматривал вокруг, прикидывал вслух насчет перспективы: куда же теперь?
Сегодня ночью, когда роту подняли по тревоге, он решил, что это обычная тренировка. Погоняют с полчасика по плацу или вывезут из городка, проверят оснастку, а потом команда — снова в казарму. Разве впервые? Он даже не стал навертывать на ноги портянок, надел для быстроты одни носки. Сейчас жалеет. Отбивает спасительницу чечетку.
О том, что остановка в лесу временная, солдат догадывался, хотя глаза его пытливо посматривали вокруг в надежде: не производится ли какое приготовление, свидетельствующее об обратном?
Но вокруг было спокойно. Нигде ничего не готовилось. Машины стояли, замаскированные, на положенном расстоянии друг от друга. Солдаты, спешившись, дымили сигаретами, глухо переговаривались. Между деревьями кое-где стлался утренний туман. И сигаретный дым, висевший над головами мотострелков, казался частью этого тумана, только был он не серого, а синего цвета.
Солдат поглядел вверх на сосну, притопнул замлевшей ногой, кашлянул.
— Ну что ж! Здесь тоже неплохо. Мне, например, здесь нравится больше, чем на полигоне, — сказал он. — А вы как считаете, товарищ старший сержант?
Он произнес это громко, с нарочитым стремлением обратить на себя внимание; на самом деле ему здесь ничто не нравилось. И все вокруг знали об этом. Илюшечкин (фамилия солдата) не привык к физическим нагрузкам, он презирал их, он не любил сырость, дождь, он скучал по домашнему уюту.
— Честное слово, товарищ старший сержант, мне нравится здесь, — заверял Илюшечкин, поглядывая смеющимися глазками в сторону куривших солдат. Расчет у него при этом был предельно прост: если не сам старший сержант, то кто-нибудь из солдат откликнется на его слова, подаст голос. Ну а он в свою очередь ответит. И ему ответят. И такая потом начнется словесная чехарда, что хоть кино снимай.
Однако солдаты, стоявшие под деревом, не откликнулись, не подали голоса.
— Скорее бы кухня приехала, — продолжал Илюшечкин, старавшийся изо всех сил расшевелить «публику». — Есть идея, товарищ старший сержант! Пока мы тут обдумываем, пока решаем, как да что, кухня может спокойно готовить завтрак из двух блюд. В крайнем случае из одного блюда. Учитывая погодные условия, я согласен и на одно… Может, сообщить об этом товарищу полковнику?
