Мой лейтенант | страница 14
Сейчас Сергей думал: был бы жив отец, о чем бы они говорили в эти дни? Отец, отдавший свою жизнь армии. Какие бы слова он сказал, провожая сына в дальний путь? В груди у Колотова вдруг что-то задрожало, какая-то тоненькая струнка натянулась, спазма перехватила горло. Что-то очень дорогое возникло в памяти, и тут же появилась мысль, которая, в общем, никогда и не уходила из сознания, — мысль о том, что много прекрасного могло бы быть, но не будет, потому что отца рядом нет. Ему вдруг припомнился горьковатый запах увядших цветов, который преследовал его, когда он уезжал в военное училище на экзамены. Тогда он впервые со всей ясностью понял: отца нет. И не было больше долгих вечеров на кухне после ужина и сумбурных бесконечных разговоров обо всем, о чем сейчас трудно рассказать, что невозможно передать словами. Как это передашь: простоту мыслей близкого человека о жизни, доброе участие в твоих повседневных заботах и огорчениях, прямоту суждений и их строгость, проникнутую беззаветной отцовской любовью.
Он жил эти годы, как и все, следуя избранному направлению — учился, был примерным курсантом, имел ровный характер, отзывчивое сердце. Радовался жизни, любил ее, был открыт всему доброму, искреннему. Занятия военными науками, суровый курсантский быт не мешали ему ощущать красоту окружающего мира. Дни его были заполнены до предела — занятия, спорт, книги… Казалось, даже времени не оставалось, чтобы размышлять о собственном судьбе. Да и зачем размышлять — все идет хорошо, не было причин задумываться. И вдруг сейчас, ночью, в поезде…
Сергей глубоко затянулся и бросил окурок под ноги, затоптал, подошел к противоположной двери. Тепловоз издал сиплый гудок. Отсветы огней слабо колыхали тьму. Часы показывали половину третьего. Ни одна душа не выходила в тамбур — пассажиры купейного вагона дальнего следования безмятежно спали на своих покачивающихся полках. Все, кроме Колотова.
«А каким я стану командиром? Буду ли для солдат первым советчиком, другом? Чтобы доверяли мне. Дорожили моим мнением. Чтобы любили меня».
Чернела ночь за окном. Колотов стоял в тамбуре вагона, скрестив на груди руки и опершись спиной о стенку, ощущая то редкие, то быстрые толчки наружной двери. Вагон покачивало, и в такт этому покачиванию наплывали и уходили мысли. Он думал о незнакомых ему Тимчаках. Думал о великой армии, в которую он входит как один из ее командиров. Он пытался объять мощь этой армии. Щедрый, самоотверженный народ и любимое его детище — армия. Нет, невозможно объять ее силу, ибо она нераздельна с силой народа, с могуществом всей страны.