Наши амулеты не сказать, чтобы прямо защищают нас. Скорее, они скрывают наше существование от ужасов и, как мне удалось понять, подавляют наше восприятие, чтобы мы меньше видели и, соответственно, пугались. Я это понял, когда ради эксперимента снял амулет на площадке и начал разглядывать местность, поняв, что ещё отчетливее стал видеть местную потайную флору. Правда, с каждым месяцем я вижу всё больше и больше, из-за чего скоро эта функция амулета полностью потеряет свою эффективность.
Мои родители, впрочем, и без амулета ничего не видят. Даже папа, который, как сын ведьмы, по идее, должен обладать какими-то способностями. Увы, он, насколько я вижу, даже толком не понимает, кем является его мать, считая все замашки ближайшей родственницы обычным маразмом.
Не зря он носит очки. Точно слеповат. К сожалению, не только глазами. Впрочем, в данном случае я даже рад, что он ничего не видит и не понимает. Сомневаюсь, что он хотел бы узнать что-то подобное.
Это мне-то, в общем и целом, по барабану. Ну, подумаешь, мир, судя по всему, на грани уничтожения ужасами? Печально, это да, но и только. Бывает. Если получится ситуацию улучшить — попробую. Не будет шанса — тоже неплохо. Буду действовать по ситуации. Я не всемогущий. Так, почти обычный парень. Больше скажу — вчерашний обладатель соски.
В целом, жизнь у меня была почти нормальной и спокойной — на дворе был тысяча девятьсот девяносто девятый год по наиболее популярному летоисчислению в этом мире, я заканчивал садик, успев, кажется, прославиться в нём как шизик (э-э-э, пожалуй, опущу этот этап в жизни), скоро опять в школу…
Не хочу, но кто ж спрашивать будет. Хотя, может, отличником стану? Хвастаться всем буду, что, значит, Мрак (бабушка явно искала мужа по фамилии) Виктор Владимирович, был отличником в школе. Или мне пофиг?..
А ведь действительно. Как же так? Или не совсем пофиг? Важно ли?
Ещё год прошёл спокойно, пока в шесть лет, когда мне скоро уже нужно было пойти в школу, мы с семьей не получили весть, что моя бабка при смерти. И, конечно же, она хотела видеть меня, своего ненаглядного, любимого внука.
Эх…
* * *
— Выйдите все, кроме Витьки, — скрипучим голосом отдала приказ бабушка, лежа, скажем так, на смертном одре. — Мне есть, что ему сказать перед уходом.
Мы были не в её укромной кладовке молодого и не очень оккультиста-демонолога, а в обычной спальне с большим, красным ковром на стене. Заостряю я на нём внимание потому, что от него распространялась какая-то красная аура и буквально пытались вырваться души, крича о помощи. Раньше я этого не замечал, но в последнее время моё восприятие материальной реальности окончательно наложилось на восприятие потустороннего, из-за чего я стал замечать если не вообще «всё», то почти.
