- И на чьи же плечи чародеи насаживают ваши головы? - осторожно осведомилась Сандра. Бран помедлил, потом плечами смущенно пожал и промямлил что-то невразумительное насчет поверженных врагов и высших интересов. Сандра решила оставить неприятную тему и спросила, чем же конкретным занимается голова Брана, будучи отделенной от ходовых частей.
- Ну, много чем, - оживился Бран. - Она, например, может дуть. . . я не знаю, существует ли в вашем мире история о большой голове, лежащей в чистом поле и сдувающей все и вся на сотню миль вокруг. . . но кое-где эта легенда живет и возбуждает умы. Еще такая голова умеет вещать и прорицать. . . воздействовать взглядом и словом, сталкиваться лбом, принимать пищу. . .
- В общем, здоровый лоб и изрядный тупица, - подвел черту неугомонный Хануман. - Рыцарь даже не пера и шпаги, скорее - дубины и палицы.
Бран рассердился.
- Между прочим, - он понизил голос до таинственного шепота, - Хануман страдает забавной болезнью: привычным вывихом челюсти. Случается, зевнет или, скажем, соберется чего-нибудь поесть, разинет рот - и щелк! обратно не закрыть. Расспроси-ка его поподробнее, где ему челюсть свернули.
Хануман послал герою обиженный взгляд.
- Я же ребенком был, - протянул он уязвленно. - Я же не касаюсь твоего детства. Уж там-то, если поискать, так вообще. . .
Но Сандра уже хохотала, предвкушая что-то необычное.
- Расскажи! - сказала она требовательно. - Все равно я от тебя не отстану.
- Не буду я рассказывать! - закричал Хануман в сильнейшем возмущении. Что это за шельмование!
Было, однако, поздно: Бран с веселым воодушевлением начал объяснять:
- Все вышло просто до смешного. Хануман, едва родился на свет, захотел лопать. Он ведь когда голоден, жаден до неприличия и ничего не соображает. Продрал он глаза, увидел солнце, протянул лапу - и цап! попробовал сожрать. И сожрал бы обязательно, не поспей папаша дать ему зуботычину. Дескать, не смей тянуть в рот что попало, - Бран не выдержал и прыснул.
Хануман, не в силах больше прикидываться и строить из себя обиженного, тоже скрипуче засмеялся и толкнул Брана локтем. Тот посерьезнел и сказал:
- Папаша у него, однако, был не из простых - ветрами повелевал, не больше и не меньше.
- Да переврали все, - перебил его Хануман, отсмеявшись. - Стал бы папик меня бить! Он во мне души не чаял. Просто сидели они с Индрой, пили-ели, вспоминали былые деньки. Индра, как выпьет, совсем бешеный делается - вот и приложил меня. У них с папиком даже ссора получилась, и были б поглупее - не миновать беды. Вообще, много врут. В одном, помню, мире сочинили, будто не я на солнце позарился, а - кто бы вы думали? - какой-то паршивый крокодил. А я тех крокодилов за свою жизнь. . . Что там говорить, - Хануман безнадежно махнул рукой и замолк.
