Идею притащить Вовку в Москву, прямиком в редакцию, Лузгин отмел давно и сразу. Технически это было вполне решаемо, нехитрыми партизанскими методами. Но что дальше? Сенсационный материал? Телевидение, консилиум ученых, скандал. На короткое время Вовка становится ярмарочным уродом, получает тяжелейший стресс, а потом исчезает в каком-нибудь научном центре. Страна – та небольшая часть ее, которая поверит в реальность сенсации – забывает о чуде через неделю. И нету Вовки. Растворился в информационном поле.
Почему тогда сразу, без скандала и шума, не направить мальчишку туда, где им займутся? Должны в России найтись какие-то закрытые «фирмы», интересующиеся подобными аномалиями. Были же они в СССР. Если верить слухам. И сейчас наверняка есть. Не может их не быть. Пусть забирают вервольфа. Худо-бедно, там Вовка почувствует себя нужным. При деле. Не разрежут же его на части для подробного исследования, елки-палки!
И будет парень жить.
Вот только как рассказать ему об этом?
«Чистой воды попытка свалить ответственность с себя. Я виноват, конечно. Но я не виноват. Мне надо возвращаться к жизни самому. Заново ее выстраивать. Интересно, насколько повлиял на это мое решение Вовка? Похоже, еще как повлиял. Что ж хреново так, а, люди?».
Вовка доел кашу, облизал ложку, повернулся к Лузгину и послал ему легонький сигнал утешения. Оборотень не понимал, что именно творится с его другом, но чувствовал, до чего тому плохо.
Лузгин как мог передал оборотню мысленно, что им предстоит большой серьезный разговор о Вовкином будущем. Передал, и сам опешил – хорошо получилось, емко, образно.
Вовка занервничал, но ответил, что готов к беседе в любое время.
Тут его позвали загружать в пилораму бревно. Лузгин закурил. В поле зрения снова показался Муромский.
– Ты не жалей его, Андрюха.
У удаляющегося Вовки на загривке встопорщилась шерсть.
– Хочу, и жалею, – сказал Лузгин. – Вы, что ли, не жалеете никого?
– Да я всех жалею. Тебя вот, например. Людей жалеть надо.
– Беспредметный какой-то разговор.
– Точно. Я это… Что за фокус ты задумал с фотографиями?
– Спорю на бутылку – когда мы приедем забирать отпечатки, нас встретит ФСБ. Заинтересованное дальше некуда.
Муромский заметно поежился.
– Я с ними разберусь, – заверил Лузгин. – Вы-то при чем? Вы герой, поймали вервольфа… Согласитесь, так удобнее. Чем ехать к ним и доказывать, что у нас не приступ белой горячки, сразу доказательства на бочку – хлоп!
Муромский шумно вздохнул.
