Собственные записки. 1829–1834 | страница 36



Прасковья Николаевна, ослепленная его услужливостью, допускала его в самые близкие сношения в доме. Сие не могло мне нравиться, и я также стал удаляться от него; он же начал на меня наговаривать Паскевичу и был одной из больших пружин всех неудовольствий и гонений, тогда наполнявших Грузию и войска. Словом, Голицын был поселитель раздора, источник зла, огорчений, недоверчивости, ссор и не менее того пользовался расположением слабой тещи моей, вопреки всему отвращению, которое я к нему имел. Сим он не удовольствовался: он стал вмешиваться и в семейные дела мои, поселяя раздор и несогласия через различные ябеды и наговоры. Дурно окончив службу свою в Грузии, он возвратился в Россию, где по разным дурачествам, сделанным им в Петербурге, дававшим современно повод к подозрению его в помешательстве, он был изгнан из столицы и ныне поселился в Крыму, где и продолжает свои безумствия.

Готовясь в скором времени снова выступить в поход, я уже не хотел более водворяться на прочной ноге в своем доме, дабы не прельститься удовольствиями домашней жизни, с коими бы мне было трудно расстаться. Я поставил на дворе кибитку свою и палатки, в коих расположил канцелярию, походные экипажи свои держал уложенными и жил у себя в доме как гость, готовясь всякую минуту к выступлению в поход, который вскоре и случился[32].

Я проводил сколько можно более время в кругу семейства своего, с коим вскоре мне надобно было расстаться, и бывал у главнокомандующего, коего расположением я, казалось, пользовался, что он мне и доказал поручением в начале войны всех выступавших войск в командование мое, для собрания их на границе в лагере. Тогда Сакен поддерживал еще сие расположение Паскевича ко мне и ко всем… Мне известно, что возрождавшиеся даже тогда между ним и Сакеном неудовольствия были прикрываемы лживыми примирениями и личиной искренности, коих развязка должна была когда-нибудь открыться и коих последствия не могли быть хороши.

Между тем все готовилось к выступлению; ибо слухи носились, что турки хотели нас предупредить в открытии войны, и вторжения их в границы наши могли понудить нас к движениям, совершенно отклоняющимся от нашей цели. Мы не хотели им дать выгоды наступательных действий, а потому и спешили сами начать; но нам предстояло перейти горы, на границе лежащие, и в коих подножный корм показывался лишь в исходе мая месяца, а потому и посылали несколько раз офицеров для осмотра сих гор; но они всякий раз возвращались с известиями, что снега еще непроходимы на вершинах, почему и приостанавливалось общее движение войск.