Нет, Игнасио, я не стремлюсь вести развитие в сторону ада своего мира. Не хочу этого. Но, боюсь, у меня просто нет выбора. Мир должен развиваться, это объективный исторический процесс, и реформы «сверху» всегда более безболезненны, чем гражданская война «снизу».
— Ты идеалист. Воин Света! — усмехнулся будущий бывший барон.
— Возможно, — согласился я.
— И знаешь, что скажу, Рикардо, или как там тебя теперь? У тебя есть шанс.
Я выразительно нахмурился.
— Никто из наших не сможет, — покачал он головой. — Не то, что не поймёт, но и поняв, что знаешь ты, осознав это, не сможет сдвинуть махину. А ты — сможешь. Именно потому, что знаешь о подлости и лицемерии будущего. Ирония, воин Света использует все приёмы нечистого на благо мира и человечества! — Он хмыкнул.
— Благими намерениями вымощена дорога в ад, — заметил я.
— Это только если не подкреплять их чем-то ещё из адского арсенала. Эти слова про НАШИХ, — выделил он. — Ты же станешь суровым тираном, чудовищем, исчадием ада, но сможешь сделать так, что люди при тебе будут жить лучше. Господи, как непривычно считать людьми ВСЕХ! — воскликнул сеньор.
Я улыбнулся на эти слова. Да, трудно объяснить современному феодалу, что завтра его крестьяне станут людьми, равными ему, а его и его коллег по сословию будут истреблять конвейером на адской машине, отрубающей головы, сотнями тысяч. Но, кажется, именно сегодня удалось достучаться.
— Знаешь, Рикардо, мне, наверное, повезло, что умру сегодня. — Сеньор бросил взгляд под потолок, где находилось маленькое зарешеченное оконце, за которым проступали очертания нового дня — всходило солнце.
— Я, наверное, пойду. — Я встал и отряхнулся. — Кого к тебе, семью или священника?
— Давай семью. И это… Ты и правда всех пощадишь? — Неуверенность в глазах.
— Честность — товар, Игнасио, — усмехнулся я. — . А репутацию — ту вообще не купишь. Да, разумеется.
Вышел. На душе было не по себе. Да, это чудовище, помогавшее убивать обозы с невинными. Но это чудовище отнюдь не исчадие ада из книги Стивена Кинга, а такой же человек, как и ты сам. После казни, наверное, напьюсь.
— Я сделала всё, что смогла, — указала эльфа на руку юного баронета, которую уже загипсовали. — Пока у него температура, жар, но жить будет. Рука полностью функционировать не будет, возможно, даже пальцы не смогут сжиматься, но её хотя бы не нужно отрезать.
— Спасибо, Наташ, — устало поблагодарил я.
Подошёл к лежащему в беспамятстве баронету, у постели которого сидели три заплаканные женщины. Оглядел их всех.
