Я схватился за голову, приподнялся, словно пытаясь оторваться от земли, и сквозь душившие меня рыдания возмущенно крикнул:
— Я все время слышу ее нежный голос, вижу ее синие глаза, затуманенные смертью, и даже если бы я лишился зрения, — я все равно видел бы их; в моем сознании непрерывно звучат ее последние слова: «Ах, как бы я хотела жить!»
— Подумайте, ведь у вас есть дочь, которая похожа на нее как две капли воды…
— Тем хуже! Она будет вечно напоминать мне об умершей, ради которой я пошел бы на любые муки.
В припадке ярости, сжимая горло руками, я вскочил с постели и бросился к оконной решетке.
Ветер освежил мою больную голову.
Я посмотрел на желтый, спокойный Арно, бесшумно скользящий под арками каменных мостов, и голова у меня закружилась; мне почудилось, что дворцы Пизы закачались. Земля уходила у меня из-под ног, я упал на руки старика доктора, только успев спросить:
— А хоть красиво ли то место, где она покоится?
Две недели я без движения лежал в постели, я был в каком-то забытьи, бредил, просил воды днем и ночью, ничего не понимая, ничего не чувствуя; мне казалось, что я мчусь в какой-то огромной пролетке, что я подымаюсь на пизанскую падающую башню, несусь над широкой рекой, что кто-то тянет меня на проволоке все выше и выше и я плыву по воздуху над всем миром.
Когда я поднялся с постели, я был похож на привидение. Мир представлялся мне каким-то чудом, на которое я смотрел со стороны.
Я словно погружался в бездну. Глубокое, беспредельное спокойствие овладело мной.
Как-то тихо прохаживаясь по комнате, я остановился у окна. По Лугарно проходил полк берсальеров, впереди шел оркестр. Солдаты походили на оловянные игрушки, красивый марш напоминал мне игру ребенка на гребешке, обернутом в папиросную бумагу.
Я бросил взгляд на баптистерий. Величавый баптистерий пизанского собора походил на рюмку, перевернутую вверх дном.
В соседней комнате послышался пронзительный крик.
— Кто это там плачет? — спросил я.
Служанка, низкорослая, толстая итальянка, ответила мне:
— Ваша дочь.
— Моя дочь? Какая дочь?.. Ах, да!.. хорошо… пусть плачет.
— Вы хотите ее видеть?
— Нет, нет, не хочу!..
— Если бы вы знали, какая она красивая и нежная!
— Красивая? Нежная? Ну и что же!..
— И она так похожа на госпожу! Так похожа!
— Похожа на госпожу?.. Хорошо… пусть…
Мною овладело глубокое спокойствие. Кто-то другой, неведомый мне, человек прошлого, испытывал жалость, пытался заплакать, потрясенный словами служанки: «И она так похожа на госпожу!»
