Хотя мы ни пяди родной земли не уступали.
Мы же и виноваты оказались; это нас заведующая, отправляясь из просторного, нового кабинета в сортирную ординаторскую, послала "к ебене матери".
Джингл-Белл
Приехала одна скорая помощь в подвальчик к свечному мастеру.
С этим мастером было, разбираться особо не стали, на то есть больница. И он был так благодарен, что подарил скорой помощи целую охапку свечей.
Стали думать, на что их употребить.
Медсестра говорит:
- Давайте каждому жмуру в руку вкладывать.
- Нет, - говорит доктор, - это ж сколько работать придется, даже если каждого чехлить.
Наконец, придумали. Уставили этими свечками желоб для стока воды, который поверх машины пущен. Подобрали заболевшее на улице чудовище. Зажгли свечи. И медленно-медленно подъехали к больнице.
Доктор Томсон
В медицине меня часто спрашивали, когда же я начну заниматься наукой.
Больничный профессор выжидающе рассматривал меня, думая, что я вот-вот созрею и начну возить его пробирки в Институт Экспериментальной Медицины.
Но он не дождался.
Я насмотрелся на разную науку, когда учился на нервной кафедре. Там мне открыли глаза. В частности, на большие старинные шкафы, набитые уродливыми позвонками и пробитыми черепами вперемежку с авоськами, полными бутылок. Я в жизни не видел столько пустой посуды - разве что в пунктах ее приема.
Мне объяснили, что на кафедре царит групповщина, и пьют узкими группами по два-три-четыре человека, причем эти группы никогда не пересекаются. А шеф жрет в одиночестве.
Такие обычаи, может быть, меня бы не остановили. Но я уже носил в себе первый кирпич нелюбви к науке, заложенный доктором Томсоном, когда я на третьем курсе учился у него патологической анатомии.
Доктор Томсон слыл извергом; как-то получилось, что мне повезло, меня он не тронул. Но в душу запал.
Он был молод, высокомерен, со злым голливудским лицом.
- Моя фамилия Томсон, - подчеркивал он. - Не Томпсон.
Как будто это что-то объясняло.
Доктор Томсон без передыху сыпал избитыми гадостями: "стервоидные гормоны", "введение - неприличное слово".
Он на дух не переносил практическую медицину и намекал, что близок к важному открытию.
На каждом занятии он возбужденно прищуривался и заводил разговор о лейкоцитах:
- Что это за функция такая - прибежать по сигналу тревоги и превратиться в гной? Примчаться, чтобы погибнуть? Не значит ли это, что они - функциональные импотенты?
И делал паузу, чтобы мы успели оценить глубину его догадки. Мне было наплевать на потенцию лейкоцитов, потому что я уже заранее предвидел, что дело закончится тасканием пробирок. К тому же на войне, как на войне, а палец - он поболит и пройдет, несмотря на половую несостоятельность всякой мелочи.
