А на второй ЛКК ругали того же доктора, и я почувствовал себя театралом, купившим абонемент на целый сезон. Правда, про доктора скоро забыли. В бой вступили два Геркулеса: заместитель главного врача по экспертизе и профессор-невропатолог, увлекавшийся административной работой. Суть дела была простая: очередная больная, полежав у несчастного доктора, после этого еще четыре месяца ходила в поликлинику, где правил бал профессорский оппонент. Созрел вопрос об оплате лечения. На кого она ляжет на больницу, которая плохо лечила, или на поликлинику, в которую долго ходили?
Дуэлянты обменивались любезностями два с половиной часа. Я давно опоздал на электричку. Каждое слово дышало корректностью и уважением к противнику. Зам по экспертизе был старый еврей; он клятвенно прижимал руки к сердцу. Профессор был старый русский, из военных; он четко, по-армейски, формулировал и артикулировал разные вещи.
Оба были тертые калачи, пропитавшиеся многолетней взаимной ненавистью.
Собственно говоря, всю ЛКК затеяли для финальной минуты. Вопрос решался быстро. Дебаты оказались сексуальными ласками, которые предваряли молниеносный половой акт.
Эксперт сделал отчаянный выпад:
- Будете платить?
Профессор рогами выбил у него из рук шпагу:
- Нет.
ЛКК сразу закончилась.
Она свелась к лаконичному диалогу, в котором победное "хер тебе" осталось за профессурой.
Протозоя
Забрался я, было дело, по неестественной надобности на один медицинский сайт. Речь там шла об эпидемиологических исследованиях.
У меня в глазах потемнело от формул с интегралами да логарифмами.
А я-то, глупый, двадцать лет ломаю голову, зачем нас на первом курсе учили высшей математике и физике. Мне и не снились такие высоты.
Более того - мне не снились даже равнины.
Хотя наш коллективный разум - еще не медицинский, но уже и не школьный - вполне походил на эти равнины; такой же был плоский во всем, что касалось точных наук.
Наш физик, похожий на высокого молодого филина, которого рвут на части ночные соки, но некуда их выплеснуть, садился, подпирал щеку и молча глядел на нас сквозь дымчатые очки. Потом вздыхал:
- Господи, какая же с вами тоска.
И вывешивал плакат: Микроскоп в разрезе. С издевательской бодростью объявлял:
- Микроскоп. Какие будут гипотезы?
Лекции нам читал маленький добрый человечек, профессор Замков, единственной заслугой которого было то, что он числился сыном скульпторши Мухиной. Никто его не слушал. Швырялись пивными бутылками, выкрикивали хульные слова.
