– Но что вы имеете в виду, что значит – заполучить его? – спросила миссис Арбатнот.
– Взять, – сказала миссис Уилкинс.
– Взять?
– Нанять. Снять. Арендовать.
– Но… Вы имеете в виду, вы и я?
– Да. На двоих. Совместно. Тогда это обойдется каждой только в полцены… А вы выглядите так… Вы выглядите так, будто хотели бы этого так же, как и я, как если бы вам тоже требовалось отдохнуть, чтобы что-то хорошее случилось и с вами.
– О, но ведь мы совсем друг друга не знаем!
– Но только подумайте, как замечательно было бы, если бы мы с вами уехали на месяц! У меня есть сбережения на черный день, подумайте…
«Она не в себе», – подумала миссис Арбатнот, при этом чувствуя странное волнение.
– Только представьте, уехать на целый месяц, от всего, в рай…
«Не следовало бы ей говорить такие вещи, – думала миссис Арбатнот. – Викарий бы…» И все же что-то в ней всколыхнулось. Правда, как чудесно было бы отдохнуть, сделать перерыв.
Привычка, однако, ее отрезвила, а годы общения с бедняками подсказали слова, которые она произнесла с сочувственным превосходством человека, который умеет объяснять все, что нуждается в объяснении:
– Но, видите ли, рай – это не где-то там, где нас нет. Он здесь и сейчас. Так нас учат.
Она посерьезнела, совсем как в минуты терпеливой и старательной помощи бедным и наставления их на путь истинный, и произнесла тихо и мягко:
– Рай внутри нас. О том нам говорят высшие авторитеты. Вы же знаете эти строчки про родственную связь, не так ли?
– Да знаю, конечно, – нетерпеливо прервала ее миссис Уилкинс.
Но миссис Арбатнот привыкла завершать свои высказывания.
– «Небес и Дома родственная связь» [2]. Рай – в наших домах.
– Вовсе нет, – вновь удивила собеседницу миссис Уилкинс.
Миссис Арбатнот даже опешила. А потом со всей добросердечностью произнесла:
– О, это именно так. Рай здесь, с нами, если мы этого хотим, если мы превращаем свой дом в рай.
– Я этого хочу, и все для этого делаю, и все равно это не рай, – упрямилась миссис Уилкинс.
И тут миссис Арбатнот умолкла, потому что и у нее иногда возникали сомнения по поводу домашнего рая. Она сидела и беспокойно смотрела на миссис Уилкинс, чувствуя все более и более настоятельную потребность ее классифицировать. Если б только она могла поместить миссис Уилкинс в соответствующую рубрику, она сама наверняка снова обрела бы равновесие, которое в последние минуты странным образом колебалось. Потому что у нее тоже годами не было ни дня отдыха, и объявление тоже заставило ее размечтаться, и волнение миссис Уилкинс оказалось заразительным, и, пока она слушала эту сбивчивую, странную речь и смотрела в это сияющее лицо, ей самой показалось, что она вдруг очнулась ото сна.
