Капли пота продолжали скатываться по спине, но худшее уже позади. Пока доберусь до своей станции, приду в норму.
Но стоило мне немного успокоиться, как произошла катастрофа. Нокаут, контрольный выстрел в голову. Едва поезд тронулся, как рядом раздалось:
— Джек?
Я отклеил взгляд от газеты, повернул голову и онемел от ужаса. Через два человека от меня радостно скалилась Ким. Я честно попытался скрыть свои эмоции, однако, боюсь, ничего не вышло.
— Здравствуй, Ким, — вежливо произнес я и снова уткнулся в газету.
Но не тут-то было. Мой сухой тон ее не обескуражил. Ким бесцеремонно растолкала пассажиров, не обращая ни малейшего внимания на их возмущенные возгласы, и протиснулась ко мне.
— Как дела? — проворковала она с фальшивой заботливостью.
И я не выдержал. Это же Ким, совсем рядом, в полушаге. Ким с ее стройным, подтянутым телом, смуглым лицом, независимым и дерзким характером. И главное, с ее неповторимым запахом, сочетающим дорогие духи и ее собственный аромат. Этот запах всегда действовал на меня безотказно. Он казался одновременно простым и сложным, призывным и остужающим, грубым и утонченным. Выяснилось, что я прекрасно помню этот восхитительный, пленительный и сладострастный аромат, хотя и не отдавал себе в этом отчета. В тот же миг, как по мановению волшебной палочки, я перенесся в прошлое, погрузившись в забытое уже состояние тихого восторга. Я вдруг почувствовал головокружение и слабость в ногах. Мое любимое место в центре вагона превратилось в камеру пыток, и ни единого шанса для бегства. Покрепче ухватившись за поручень, я попытался прийти в себя и смог наконец выдавить:
— Как ты очутилась на этой ветке?
Ким живет на Риверсайд-драйв, в четырех кварталах к западу, ближе к Второй и Третьей линиям.
— Да так, дела в Коламбусе.
Или в чьей-нибудь квартире, зло подумал я. И тут же одернул себя: какое тебе дело до ее личной жизни.
— У меня все в порядке. А у тебя?
— Более или менее.
Она вздохнула и для пущего эффекта потупила глаза. Знаем мы, к чему этот трагизм — ждет, что пущусь в расспросы. Не дождется. Я кивнул и снова вернулся к газете.
— Я так рада тебя видеть, — прощебетала она, мгновенно меняя тактику.
— Боюсь, не могу сказать того же.
И снова тихий вздох, само раскаяние и сожаление. Ким прильнула ко мне:
— Джек, прости. Мне очень, очень жаль, что так получилось.
— Мне тоже.
— Это было глупо.
— Согласен.
— И ужасно нечестно.
— Да уж.
— Меня будто загнали в угол.
— Ким, о чем это ты?
