— Обессилен парнишка твой. Словно досуха выпило что-то. Погоди — ка, — она расстегнула на нем рубаху. — Ох ты — ж, священные предки! — Воскликнула она, увидев ряд проступивших сквозь кожу древних рун.
— Что там? — встревожился Иван, подошел и впервые увидел у парня на груди прощальный подарок лесавки. — Что это, бабушка?
— Это милок, — она провела пальцем по рунам, и остановила его, у крайней, что едва была видна, — что-то древнее. Я, кажется, знаю, что.
— Это опасно? И что это за знаки вообще? — спросил мастер старую знахарку.
Бабушка не ответила. Она в задумчивости прошла по маленькой комнатке избушки, к столу. Сев за стол, она отдышалась и с хитрецой воззрилась на Ивана.
— Ну, — взмолился он. — Бабуля не томи!
— Экий ты прыткий, мастер. Сперва уговор. Ты поможешь мне, а уж после, я расскажу, что это, и как с этим быть. Дело одно есть. Да старая я, и ножки совсем не ходют, вот ты побудешь моими ножками, и глазками. Ну а заодно ручками, если придется.
— А тем временем Юрка коньки отбросит? Нет, бабушка, так не пойдет.
— Не отбросит. Я ручаюсь, — успокоила она и выжидающе посмотрела на Ивана.
— Слово даешь?
— Слово даю мастер.
— Я надеюсь, мне не придется скакать за тридевять земель, чтобы побить змия и принести яйцо?
— Прямо с губ снял Иван, — захохотала она. — И желательно левое. В нем силы больше, — прокряхтела старушка, смотря на ошалевшего мастера. — Да ты не пугайся. Шучу я. Но со змием придется разобраться. Только с зеленым. И тут, совсем рядышком.
— Корчму вашу спалить что ли? — хмыкнул он.
— Нет, зачем так радикально. За поджог домов у нас руки отрубают, а то и на кол могут посадить. Будь ты хоть мастер, хоть хам, хоть знатный какой, закон на всех один.
— Корчмарю морду набить? — предположил Иван.
— Да что ты злой такой? То спалить, то побить. Дай тебе волю и пьяниц всех перевешаешь.
— Тогда говори конкретнее бабуль.
— Да как тебе скажешь, коли ты перебиваешь без конца?
Иван сделал губы уточкой, мол, молчу — молчу.
— То-то — же. Пить, то пьют везде, и всюду пьяниц хватает. Но в селенье нашем беда иного рода. То один с ума сойдет, то другой, и давай вешаться, топиться, жен резать. Но ладно — бы, только пропойцы, дык даже те, кто пьет раз в год.
— Белая горячка, — не удержался мастер. — Это не ко мне.
— Да погоди ты. Вот неймеццо ж те. — Она пожевала губами, перевела дух, и продолжила. — Этих бедолаг, ко мне приводить стали. Ну, я глядь, а на них бесенята жиреют. И не простые те бесенята, а такие, что злобой, страхом, сумасшествием да смертью кормятся. Ну, я сперва подумала ларвы это, и давай снимать. А они не снимаются, и не рассеиваются. Ментальные паразиты, что-то среднее, меж стихийными, и духами хаоса. И главное кормятся не сами, а для кого-то силу копят. Будто пчелы нектар собирают, а после в улей несут. Так вот мастер, должен ты этот улей обнаружить, а с тем и матку ихнюю. Прихлопни матку Иван, а без нее и паразиты издохнут. Вот такое дельце.
