— Кто на носу? — переспросила лесавка, но мастер на это отмахнулся, мол, неважно. — А как ее зовут? — спросила она парня.
— Осинка, — с нежностью произнес Юра.
— Осинок много, — отстраненно задумалась она. — Я Крапивка. Крапивок тоже много.
— Она оставила мне этот знак, — расстегнув рубашку, показал он ряд рун на груди.
Крапивка увидела руны и болтающийся над ними амулет «Дедуха», соскочила со стула, и тут же пала ниц, перед опешившим парнем. Стоя на коленях, она обхватила его ноги, и, всхлипывая, запричитала, прося прощения, за то, что хотела причинить зло.
Парень с большим трудом оторвал ее от себя, так крепко лесавка в него вцепилась. Он посадил ее на стул и вздрогнул, взглянув глаза. В них было столько обожания и благоговения. Юра в жизни не видел такого взгляда не у одной из женщин. Он даже онемел от удивления.
Но мастер не растерялся. Он понял, что, тут же надо разузнать, что это, поскольку знахарка так и не объяснила, да и он в спешке забыл спросить.
— Что за руны у него на груди? — спросил мастер.
— Руны? — непонятливо и отстраненно обронила она, не поворачивая головы, поскольку всецело была поглощена поеданием глазами растерянного парня.
— Эй, Крапивка, — пощелкал пальцами Иван. — Мне обидно, я тоже такого внимания хочу, — улыбался он. — Приди в себя. Нам сейчас не обожание, а помощь нужна.
Она взглянула на мастера, он тоже вздрогнул. Даже где-то глубоко кольнула зависть. На него с таким сумасшедшим обожанием тоже в жизни не смотрели.
— На меня так не смотри. У меня таких рун нет.
— Что такое руны? — собравшись с собой, но постреливая глазками в Юру, спросила Крапивка.
— Ну, знаки эти. Мы их рунами называем, — объяснил мастер. — Да вот только мы значения их не знаем, и что они носителю дают.
— Я не знаю, как это назвать. Я много ваших слов не знаю. Это знак того из чего мы, лесавки рождаемся. И не только мы. Еще многие кто в природе. Исток. Сила. Все — все — все, — сделала она неопределенный жест.
— Он опасен для человека? — задал Иван главный волнующий вопрос.
— Нет. Это. Я, кажется, знаю, как сказать. Это большая честь. Его носят достойные.
— Нет, Юрка, так не честно, — весело сказал Иван, которому от души отлегло, от того, что парню ничего не грозит. — Тут работаешь — работаешь, пашешь значит, в поте лица, а все вершки тебе. Еще и пенка от варенья. Кстати, а еда отравлена? Или как? — спросил он, глотая слюну.
— Нет, — помотала Крапивка, головкой разметав золотистые, пахучие локоны. — Этот старый сказал: хорошо пусть пожрут хорошенько напоследок. Мол, приговоренным так положено.
