— Права карга старая, — послышался кряхтящий голос, словно издалека. — Нельзя мне с вами. Хозяина нет в доме. Тело пусто. Я лучше тут побуду. А то притянет меня оболочка пустая, не обрадуешься потом.
Иван не стал спорить ни с вредным полтергейстом, не со знахаркой. Он снял кольцо, отдал указанной печальной женщине с отчетливыми дорожками от слез на бледных щеках и вернулся к бабуле.
— Я-то тебе зачем? — спросил он присев обратно. — Что с покойным не так?
— Беда с ним, Иван, — понизила голос она. — Самоубивец он. Ты знаешь, что Мать таких больше всех… Даже не знаю, любит или ненавидит. Чем считать переродство. Нет первых признаков разложения. И не коченел он даже. Сейчас лежит в бане на верхней полке, подальше от полу.
— Может и не мертвый он вовсе? Вдруг летаргия у мужика случилась? А его возьмут да укокошат в процессе погребения. Бывали ведь случаи уже.
— Нет. Мертвый он. Борька со знанием дела вешался. Сломана ли шея, не скажу, а вот подъязычная косточка-то сломана, да трахея смята. Так, что выжить он не мог. Сама проверила. Да и висел долговато, пока его искать бросились. И спьяну ведь Вань. Алкаш он. Снова пакость эта невинную душу загубила. Надо, надо эту гадость уничтожить Иван. Не-то не хворые, так паразиты весь поселок изведут.
— Согласен, — вздохнул он.
— И кстати, ты к вдове хорошенько присмотрись.
— А с ней то, что?
— Ты просто понаблюдай, а мы твои наблюдения обсудим потом.
— Хорошо, — недовольно вздохнул Иван.
В бане пахло ладаном и дымом тлеющих ведьмовских трав, к которым примешивался запах прелой древесины пополам с застарелым жиром. Покойный лежал на верхней полке, видимо, в чем был, когда умер. Маленькое оконце, почти не освещало помещение, и потому был зажжен электрический свет.
Одиноко висящая под потолком, электрическая лампа, некогда утраченное чудо, с подъемом новой цивилизации возрожденное из небытия, помигивала, и светила то ярче, то затухала до яркости свечи.
— Небось, опять лупоглаза в турбину засосало, — проворчала с трудом вошедшая старушка, щурясь на мигающую лампу. — Чтоб им сухо было паразитам. — Погрозила она ей клюкой.
Вошедшая со всеми в помещение женщина, с опухшими от слез глазами и серым, измучанным лицом на это никак не отреагировала. Она смотрела бессмысленным взглядом, на серо — синее лицо мужа. Бледные губы ее задрожали, на глазах появились слезы. Она всхлипнула, сжала кулаки, удерживаясь от рыданий. Было оживший взгляд, вновь погас и потупился. Будто приговоренная к казни, и знающая о том, что не миновать сей участи, она встала у стола, приготовленного для омовения покойника.
