Верю | страница 17



Оставшись наедине, они некоторое время молчали. Алексей выжидал, давая возможность императору высказать первым. Он пытался понять, о чем сейчас будет разговор. В голове гуляли разные мысли: от запрета встречаться с княжной Анной и до приглашения на работу в княжескую канцелярию. Что ему в голову взбредет? Вдруг возьмет его за шкирку (ведь здоровая орясина) и начнет трясти, как кутенка, приговаривая: «Отстань от моей Аннечки! Отстань, голодранец!». Или прищурится в его сторону подозрительным взглядом и скажет: «А Бельский-то ненастоящий!».

Только император вновь удивил его.

— Скажите мне, господин Бельский. Вы маг? — негромко спросил он, встречаясь с взглядом парня.

Тот, в свою очередь, замялся, не зная, что ответить.

— Честно говоря…, - на этих словах Алексей замолчал, понимая, что честно-то может и не получится.

В добавок, в этот самый момент в его голове метался Квазар, во весь голос вопя о какой-то опасности. Алексей пытался сконцентрироваться на его голосе. Только под пронизывающим взглядом не очень получалось это делать. Казалось, император его выворачивал наизнанку, мехом внутрь, вытаскивая на белый свет все его неправильные, мерзкие мыслишки, потаенные страстишки.

Наконец, парень мысленно плюнул, решившись сказать правду. Будь, что будет. Двум смертям не бывать, одной не миновать.

— Теперь я маг, Ваше Величество…

Пока ты спишь, кто-то точит меч

Утренний моцион боярин Вяземский начинал всегда с одного и того же — с чашечки крепкого кофе, приготовленного по особому рецепту. Крепкая обжарка зерен и щепотка корицы давали специфический горький вкус и аромат, что разносился подобно вездесущему духу по всему зданию от первого этажа до самых последних комнат пятиэтажных башенок правого и левого крыльев. Почуяв его, каждый из обитателей поместья замирал и некоторое время старался вести себя тише. Неизвестно какой звук мог потревожить покой патриарха и вызвать его гнев. Ведь это время, не раз повторял он в близком кругу, является самым ценным временем всего дня, так как позволяет взглянуть на все предстоящие и уже прошедшие события совершенно особым, незамутненным и чистым взглядом младенца.

Вот и сейчас высокий старик в старинной ливрее, какие носили слуги более века назад, поднимался по лестнице на второй этаж, откуда коридор вел в личные в покои боярина. В руках он держал серебряный поднос, начищенный до блеска, с сиротливо стоявшей на нем крошечной фарфоровой чашечкой ароматного напитка. Больше на подносе ничего не было: ни сливок, ни молока и тем более сахара. Только кофе.