Потом бумага истлевала, и приходилось расставаться со всей ее историей и археологией, начиналась новая эра, писались новые письмена.
До сих пор помню клинопись, начертанную любимой рукой, с грамматическими ошибками: «Ты зачем, Рыжая, наклонялась к Витьке и что-то ему шептала!»
Ах, действительно, зачем!
Этот стол сделал меня затворницей, очертившей себя магическим кругом света настольной лампы.
И этого круга я однажды чуть не лишилась. Мама решила уйти от отца и даже ушла: собрала вещи, прихватила нас с братом, и мы поселились у тетки Маланьи. Но я затосковала без стола, и мы вернулись. Когда человек не уверен в своем поступке (я имею в виду маму), ему достаточно и такого предлога.
А поддержи я ее тогда — она зажила бы иначе, лучше, потому что хуже было некуда. Но она боялась, что не прокормит нас одна.
Первый опыт учит намертво. Мне в костное вещество въелось правило, заповеданное себе самой: никогда не попадать в экономическую зависимость от мужчины.
Каменный этот завет, конечно, мне навредил, не дал стать существом вопросительным и слабым — женщиной. Хотя достался мне муж сильный и знающий все ответы. Он купил мне письменный стол, научил понимать, что происходит; чувствовать я могла худо-бедно и раньше. То был третий стол моей судьбы, я провела за ним тринадцать счастливых лет и еще три года.
Недавно я позвонила ему в другой город (не столу, понятно), чтобы узнать, как там поживает наша дочка, которая проводит у него летние каникулы. Дочка уже спала. Он рассказал мне, как они делали с ней пробежку по лесу и добежали до озера. А там в это время некая «живая церковь» крестила своих новообращенных, женщины были в белых рубахах, а мужчины все какие-то лохматые. Мои бегуны спросили у одного лохматого, что тут происходит. Он ответил, что это — «живая церковь». А мои говорят ему: «А мы так, просто православные». И мужик признал: «Ну что ж, Бог един». На том и сошлись.
Когда мой бывший муж о чем-нибудь рассказывает, над событием, как радуга над лесом, возникает призрачное сияние другого смысла, и это важнее самого события. Мы разговаривали и смеялись, а потом я ему и говорю:
— Знаешь, а я машину купила.
— Да? — он обрадованно удивился, но тут же и потух — его натренированные чувства сменяют друг друга с быстротой компьютерной графики. И разговор наш свернулся, как кислое молоко в кипятке.
Машину мы собирались когда-то купить вместе.
Собственно, их тоже было три, но первые две не осуществились, как и первый мой столик.
