Дверь скрипнула и приоткрылась, мама тихо зашла в комнату.
– Что случилось, сынок?
Жан-Люк посмотрел на нее, на небольшие морщинки вокруг ее рта, темные круги под глазами. Он знал, что не сможет сказать ей.
– Я так больше не могу. – Он замолчал. – Я не могу участвовать в этом.
– Знаю, что это трудно. Эта чертова война нам всем трудно дается.
– Ты не знаешь всего, мама. Ты просто не знаешь.
Она села на кровать рядом с ним и положила голову ему на плечо.
– Чего я не знаю? – Он потряс головой, будто мог вытряхнуть из нее эти знания. – Я хочу знать, что расстраивает тебя.
Он посмотрел ей в глаза, они беспокойно блестели.
– Нет, не хочешь. Правда.
– Дай мне самой решить. Я сильная женщина, ты же знаешь.
– Никто не может быть настолько сильным, мама.
– Ну же. – Она сжала ладонь его левой руки. – Ты всегда говорил со мной. Не прекращай сейчас. Мы нужны друг другу больше, чем когда-либо, и я вижу, что ты страдаешь.
– Они их убивают, – выпалил он. – Я видел, видел их на платформе. Тела. И ребенка. Мертвый ребенок лежал на платформе.
Он почувствовал, как сидящая рядом мать напряглась. Она убрала руку и сжала ею другую так, что костяшки пальцев побелели.
– Ребенок? Ты уверен? Мы знаем, что они расстреливают взрослых, людей из Сопротивления, евреев-иммигрантов, но…
– Я видел его, мама, лежащего на платформе, когда поезд уже уехал. А потом он исчез.
– Может, тебе просто показалось. Ты сейчас много нервничаешь, вся эта работа на бошей, не удивительно. Тебе нужно отдохнуть.
Она подняла руку, чтобы обнять его за плечи, но он наклонился вперед и спрятал лицо у себя в руках.
– Я знал, что никто мне не поверит.
– Дело не в этом. Я верю в то, что ты думаешь, что видел ребенка, но ты уверен, что он действительно там был? Зачем, ради всего святого, им убивать ребенка?
Он убрал руки от лица и посмотрел на нее.
– А ты как думаешь? Как ты думаешь, зачем это все? Арестовать всех до единого евреев, отправить их на «переселение». Как ты думаешь, что они на самом деле с ними делают?
– Они отправляют их в трудовые лагеря.
– Что? Старых женщин? Старых мужчин? Детей? – Он умолк. – Они забрали только отца в рабочий лагерь, разве нет? Они не забрали тебя. Они даже не забрали меня. Хотели, чтобы я работал на железной дороге здесь, а тебя не забрали, потому что ты недостаточно сильная. Тогда почему они забирают всех евреев? Даже старых и слабых. От них не будет никакой пользы. – Мать потрясла головой. – Подумай об этом, мама.
