Если в Египте Британия согласилась немного ослабить хватку (см. главу «Февраль»), то мартовские события продемонстрировали, что она не намерена так же легко отпускать Индию. В начале 1920-х настоящей костью в горле у Британского Раджа [3] был Махатма Ганди. Ганди родился в Гуджарате, учился на юриста в Лондоне и многие годы провел в Южной Африке, где боролся за гражданские права собратьев-индийцев, подвергавшихся расовой дискриминации. Ганди вернулся в Индию в 1915 году в возрасте сорока пяти лет и весь отдался борьбе за независимость. Он вступил в партию Индийский национальный конгресс и призывал к мирному сопротивлению британской власти. В 1920 году Ганди запустил Движение несотрудичества: оно началось в ответ на постоянные репрессивные законодательные инициативы. Также катализатором послужила кровавая Амритсарская бойня прошлого года: солдаты Британской индийской армии под командованием бригадного генерала Реджинальда Дайера открыли огонь по безоружной толпе в городе Амритсар. Более 350 человек были убиты.
Деятельность Движения несотрудничества основывалась на принципах сатьяграхи – специфической формы гражданского сопротивления, которую разработал Ганди. Движение набирало силу и сторонников. Британские власти быстро увидели угрозу в лидере движения.
Десятого марта 1922 года Ганди был арестован и отдан под суд за подстрекательство к мятежу. Действия его, непосредственно приведшие к аресту, заключались в том, что он опубликовал три статьи в своем журнале «Молодая Индия». Обвинение заявляло, что Ганди пытался «вселить в сердца индийцев неприязнь к власти его величества, власти, которую устанавливает закон Британской Индии». Ганди предстал перед судом в набедренной повязке: он всегда так одевался, и набедренная повязка по-прежнему неразрывно связана с его образом в общественном сознании. В зале суда присутствовала поэтесса и активистка Сароджини Найду, боровшаяся за права женщин. Она отмечала, что, когда Ганди вошел, все присутствующие спонтанно поднялись на ноги «в знак уважения». По словам Найду, он окинул взглядом помещение и заметил: «Это больше похоже на семейное собрание, чем на суд». Ганди даже не пытался отрицать своей вины. «Я совершенно не желаю, – объявил он, – скрывать от суда тот факт, что внушать неприязнь к существующей системе правления – это с некоторых пор едва ли не страсть для меня». Он признал себя виновным и произнес трогательную речь, где объяснил, что побудило его протестовать делом и на бумаге. «Я не желаю зла ни одному лицу, облеченному властью, – сказал он. – Тем более я не питаю неприязни к королю как к человеку. Однако, по моему мнению, это добродетельно – питать неприязнь к такой власти, которая в своей сумме принесла Индии больше вреда, чем любая прежняя политическая система».
