Логово смысла и вымысла. Переписка через океан | страница 59



Воробьева Збарский знал с 1921 года. Воробьев, возвращаясь в Россию после недолгой эмиграции на пароходе через Ригу, разговорился со случайным попутчиком. Обоим было что вспомнить. У обоих оказалось своеобразное, не вполне корректное для советской власти прошлое, но обоим деваться было, кроме России, некуда. Воробьев во время гражданской войны подписал под нажимом деникинцев документы экспертизы о жестоком расстреле красными белых офицеров в Харькове, да — это было. Он и в нынешнем, двадцать четвертом году был настроен далеко не просоветски. Збарский же в свое время управлял двумя заводами в Пермской губернии и крупным имением из наследства миллионера Саввы Морозова. Энергичные и талантливые люди энергичны и талантливы при всех режимах. Таким образом, одному — харьковчанину — хотелось как можно глубже затаиться и незаметно прожить, вполне довольствуясь кафедрой анатомии. Другому — москвичу — нужно еще было прорываться к высотам, создавать себе стабильную и солидную жизнь. Ему после мутного прошлого открывалось светлое будущее.

Харьковчанин в 1908 году написал книгу «К вопросу об устройстве и создании анатомических и учебных музеев» и у себя на кафедре такой музей создал. Там были «отлично сохранившиеся мумии прямо в комнате без всякого постоянства температуры в течение 15 лет» (это стилистика тогдашнего наркома просвещения Украины). «Я знаю профессора Воробьева как лучшего в составе техника и практика в деле консервации трупов. Он буквально художник в этой области» (это другой нарком Украины — нарком здравоохранения). Но до того, чтобы Воробьев применил свой метод, было еще далеко, не было даже мечтаний.

А тут, тот самый московский анатом профессор Абрикосов, который производил вскрытие тела Ленина и которому были поручены опыты над глубоким замораживанием трупов, дает в феврале в правительственных «Известиях» интервью. Абрикосов в газете твердо заявляет: «покуда не существует метода, который позволил бы надолго сохранить тело Ленина в неизменном состоянии» — то есть господин московский профессор умывает руки.

Ах, как внимательно в провинции читают московских знаменитостей. В своем Харькове специалист, интересующийся этой проблемой вообще, так сказать, в самом широком виде, обмолвился в приватной беседе на кафедре, что московский коллега Абрикосов, по его провинциальному, харьковскому мнению, не совсем прав и что в связи с этим надо бы в чисто академическом плане поставить несколько опытов на трупах. О трупах профессор Воробьев говорит просто, как токарь о деталях.