— Ну ладно. Читатели вам не очень-то верят, судя по письмам в редакцию, но газета все равно идет нарасхват. Придется опять вам премию выплатить.
— Я не против. Расходы мои увеличились.
— По вашим нарядам видно, — покосился Виссарион. — Явно не по средствам живете.
— А где Николай Иванович?
— Я проводил его сегодня в Баден. Он оставил меня за себя.
— Это понятно, больше некому.
— «Молву» он мог и на вас уже оставить…
— Упаси господи! К редакторской деятельности я совершенно не гожусь. Тем более, что начал вчера писать роман…
— О как! О чем же?
— О приключениях бравого гусара в войне с Наполеоном.
— Фантастических приключениях, надо полагать? В стиле барона Мюнхгаузена?
— Ну, не настолько завиральных. Чувство меры-то должно быть…
— У каждого это чувство свое. Ваше, например, куда объемнее моего. Вроде Булгаринского…
— А знаете, что я недавно узнал? — спросил Городецкий. — Что сочинитель этот вовсе не Фаддей, а Тадеуш и попал он в Россию вместе с армией Наполеона как враг, был взят в плен и тут прижился. А теперь он всем известный русский писатель, патриот русской старины.
— Да известно все это, — досадливо сказал Белинский. — Меня тоже многие считают поляком, только я натуральный русак, из-под Пензы и фамилия отца моего Белынский. Это в университете меня уже переиначили на польский лад, а мне надоело всех поправлять…
— Понятно, — сказал Макс. — Что нового выращено на ниве российской словесности?
— Ничего! — заявил Белинский. — Все заполонили сказки (опять Пушкин руку приложил), стихи бездарных поэтов вроде Ершова, да Загоскин опять разродился: на это раз заметками «Три жениха». Написал один совершенно неисторичный, но живой и увлекательный роман и стал производить ему подобные, только все хуже и хуже. Театры пьесами завалил, где один и тот же милый персонаж мечтает жениться на хорошей девушке, но ее тетушка этому препятствует, желая выдать за графа или князя. И только вмешательство брата или дяди разоблачают преступные намерения знатного жениха и тогда все соглашаются, что добрая девушка должна жить в счастии с добрым малым.
— А чем вам Ершов не угодил? Чудесный же «Конек-горбунок» у него получился!
— Сусальная история, вроде сказки о ленивом дурачке Емеле! Концовка же такова, что на месте императора я б том 3 «Библиотеки для чтения» изъял, автора же сослал назад в Тобольск…
«Вот тебе и гений нашей критики! — мелькнуло в голове у Городецкого. — Теперь я не удивляюсь, что он и о Шевченко отзывался пакостно и Гоголя затравил своей требовательностью. В общем, долой, долой этих критиканов, пусть лучше обычные читатели хвалу или хулу нам преподносят…»
