— Но зачем я вам понадобился? — удивился Хохряков.
— Вы живете в средоточии столичного богатства, — начал попаданец. — Причем не мертвого капитала, воплощенного в хоромы, драгоценности и предметы искусства, а живого, подвижного. А в силу своей исключительной живости вы наверняка знакомы со многими владельцами этого богатства, то есть с замоскворецкими купцами.
— Я знаю всех этих нуворишей, — с апломбом подтвердил Хохряков, — да вот беда: мало кто из них знает меня!
— Это не так важно, — заявил Городецкий. — Позвольте мне угостить вас обедом, за которым вы расскажете мне о тех персонах, про которых захотите рассказать.
— Витиевато вы подкатываете, — рассмеялся абориген, — но мне по нраву. Тем более что я люблю поговорить. Напомните мне ваше имя.
— Максим Городецкий. Пробую стать литератором.
Кое-кто может удивиться: почему было не назваться журналистом?
«Молву» достаточно широко стали читать в Москве, а журналист Городецкий стал же почти звездой! Но в тогдашних московских изданиях было не принято подписываться своей фамилией, все шифровались под псевдонимами. У Макса было аж три псевдонима: в разделе «Картины будущего» он подписывался как «Телегид», в «Психотипах» как «Психотерапевт», а в «Гороскопах» как «Прорицатель» — простенько и сердито.
— О-о! Это великолепно! — возрадовался мещанин. — Благодаря вам мои характеристики московских купцов наконец будут услышаны широкой публикой.
— Только прошу, не слишком одиозные. У литераторов есть ценсоры, которые могут навсегда отбить охоту к сочинительству.
— Одиозные — это плохие видимо? Но можно чутка фамилии ведь изменить: вместо Хлудова написать Блудов, а вместо Рахманина — Ахманов…
— Кстати о фамилиях: напомните мне ваше имя и отчество…
— Илья Ефимович.
— Я поступлю с фамилиями купцов по вашему способу, Илья Ефимович.
— Тогда пойдемте за стол, пока еще есть места. Обещаю трюфели не заказывать.
— Здесь разве есть трюфели?
— Шутка это, шутка. Здесь даже устриц не бывает. Но гурьевскую кашу варят, от которой я не откажусь.
— Тогда и я ее закажу: надо же наконец узнать, что это за каша…
— Ее варят из манки — это такая редкая тонкая крупа из особых сортов пшеницы, — пояснил Хохряков. — На молоке с пенками.
Макс едва удержался, чтобы не расхохотаться: вот тебе и гурьевская каша, любимая еда императоров! Потом спохватился: вдруг есть такой рецепт, при котором обычная манка становится деликатесом?
Наконец заказанную кашу принесли (украшенную ломтиками апельсинов, изюмом и грецкими орехами) и Хохряков, благоговея, поднес ко рту первую ложку. Макс тоже попробовал: одну, вторую, обжегся и стал мельчить порции. Внутри каши оказались вкуснющие пенки, которые и составляли ее секрет. Наконец каша закончилась, Макс мысленно пожал плечами, а ублаготворенный Илья Ефимович начал витийствовать…
