— Например?
— Да вот сидим мы с ним вечером на веранде, пьем чай: вдруг в лесу звуки рога и кто-то ломится через кусты… Смотрим, голая бабенка, а за ней козлоподобный мужик с готовым членом… Во-вот завалит ее, но им навстречу — богиня охоты с луком: р-раз — и сатир падает со стрелой в груди, целомудрие девы спасено. И все исчезают. Прямо Версаль времен Людовика 14-го!
— Ни фига себе! А что дальше?
— Ничего. Продолжаем пить чай и беседовать об искусстве.
— А еще?
— Или вот: стал он меня уверять, что души умерших живы и могут во плоти являться к своим близким — если те их все еще любят. Я вежливо сомневаюсь, вдруг со стороны моря к нам заходит девушка, одетая по моде 50-х годов — этакая Марлен Дитрих. А Кончис мне говорит: познакомьтесь, это моя невеста… Притом, что его невеста умерла как раз в 50-х годах. Каково?
— Но все это было подстроено?
— Конечно. Только с какой целью? Ведь кроме меня там никого не было. Понимаешь: ни-ко-го!
— Может, все это снималось скрытой камерой? А потом тебя будут показывать миру в роли недоумевающего идиота?
— Слишком мелко для Кончиса. Тут что-то другое, и мне очень хочется понять: что?
— Да-а. Вот морочит, так морочит. Но мне все же непонятно: для чего дурил меня ты, с сифилисом? От Кончиса своего манеру перенял?
В этот напряженный момент Николас спонтанно оттеснил Макса в сторону.
— Похоже что так, Элисон.
— Эта девушка красивая? — стала прозревать Элис. — Ты был с ней наедине?
— Не бери в голову, Элли. Она малая часть этого спектакля.
— А то я тебя не знаю. Для тебя — большая!
— Она совсем не похожа на современных девушек. В ней мало плотского.
— Уж ты постараешься отыскать. Оживить эту мумию…
— Элисон, не смеши меня…
— Что-что?!
— Ты права, Элисон. Надо быть честным. Она мне очень нравится. Познакомься я с ней завтра, то сказал бы: гуляй, я люблю Элис. Но это случилось неделю назад, до твоего звонка. И по возвращению на остров мы неизбежно встретимся…
— Люблю Элис… — горько произнесла рухнувшая с вершины счастья девушка. — Ты меня любишь, пока не подвернется кто-нибудь посимпатичней. Вот и подвернулась…
— Я понимаю, что запутался…
— Ни слова больше! — сказала Элисон, резко вставая с постели и надевая пеньюар. После чего прошла на лоджию. Николас тоже встал, оделся и, подойдя к девушке, приобнял за талию.
— На хер иди! На хер! — гневно высвободилась она. Николас отошел на пару шагов, помолчал и (в том числе под давлением Макса) вновь заговорил — медленно, веско:
