За некоторую неосторожность в словах княгини Голицыной, которая имела эпитет lа bеllе dе nuit[89], приказал император графу Палену вымыть ей голову. Пален приехал к княгине, потребовал умывальник, мыло, воды, полотенце. Когда ему все это принесли, он подошел к княгине, снял с нее почтительно чепчик и хотел начать свою операцию. Княгиня вскрикнула:
— Что вы, граф, делаете?
— Исполняю, — отвечал граф, — волю его императорского величества, который мне приказал вымыть вам голову.
Вымыв ей порядочно голову, он поклонился и уехал доложить императору, что исполнил повеление его.
Эти анекдоты и многие другие — временное жалкое расстройство ума Павла, происходящее от той угнетенной жизни, которую проводил он в (уединении). Теперь он начал подозревать всех, а с окончанием строения Михайловского дворца и переходом в оный, до такой степени сделался недоверчив, что начал сомневаться в расположении к нему самой царской фамилии. Густые тучи скоплялись на горизонте, страсти кипели, почва была изрыта, и воздвигнутый им замок с подъемными мостами, со стражей (возвышался среди Петербурга). Никто его не понимал, и он, невзирая на все щедроты, им изливаемые, не мог привязать к себе ни одного из окружающих его и облогодетельствованных им поистине пустых и негодных людей. Все объяты были, и злые и добрые, личным страхом, никто не был уверен, чтобы при первом гневе не быть отправлену в Сибирь.
ХІ
Павел всегда останется психологической задачей. С сердцем добрым, чувствительным, душою возвышенной, умом просвещенным, пламенной любовию к справедливости, духом рыцаря времен протекших, он был предметом ужаса для подданных своих. Остается неразрешенным вопрос: хотел ли он быть действительно тираном или не выказали ли его таким обстоятельства? Во все продолжение царствования своей матери был он унижен, даже во многом нуждался с семейством своим. Фавориты, вельможи, чтобы нравиться Екатерине, или из подлости, боясь гнева ее, не оказывали ему должного уважения, а когда царедворцы узнали, что императрица намерена переменить и назначить преемником престола Александра, тогда сколько нанесено ему оскорблений! Блистательные учреждения Екатерины зрелому уму его не нравились, казались несообразными ни с духом народным, ни со степенью его просвещения:
— Императрица, — говорил он в Гатчине, — завела суды по европейскому образцу, но не подумала прежде приготовить судей. Наказ императрицы, — утверждал он, — прелестная побрякушка, этим пускает (она) пыль в глаза иностранцам, надувает своих вельмож, и все одурели, но исполнения по нем никогда не будет.
