Записки. 1793–1831 | страница 35
В скором времени получен был губернатором высочайший рескрипт, сколько помню, вкратце следующого содержания: «Вы меня поняли; человеколюбивый ваш поступок нашел отголосок в сердце моем; и в знак особого моего к вам блоговоления препровождаю при сем знаки Св. Анны 1-й степени, которые имеете возложить и проч.».
Сей поступок, доказывающий доброту сердца и великодушие императора, даже к преступникам, мнимым или настоящим — все равно, показывает как поняли государя окружающие его.
Один поручик подал императору прошение на капитана своего, который наградил его пощечиной. Государь приказал объявить ему истинно рыцарское свое решение: «Я дал ему шпагу для защиты Отечества и личной его чести; но он видно владеть ею не умеет; и потому исключить его из службы». Через несколько времени тот же исключенный офицер подал опять прошение об определении его в службу. Вице-президент Военной коллегии Ламб[77] докладывал о том и спрашивал повеления: каким чином его принять?
— Натурально, тем же чином, — отвечал государь, — в котором служил; что император раз дает, того он не отнимает.
На Царицыном лугу учил император Павел Преображенский батальон А. В. Запольского[78]. Батальон учился дурно. Император прогневался и прогнал его с плац-парада. Теперь, по приказанию, выходит из Садовой улицы, через бывший тогда мостик, батальон Семеновского полка графа Головкина[79]. Едва император, у которого гнев еще не простыл, завидел этот батальон, как уже кричал: «Дурно, дурно!» Головкин, обратясь к батальону, ободрял солдат словами: «Хорошо, ребята! Хорошо». Император продолжал кричать: «Дурно, дурно!» Головкин повторял: «Хорошо, хорошо». А когда император прибавил: «Скверно, гадко!» Головкин скомандовал: «Стой! Направо кругом марш!» и ушел с плац-парада, опять по Садовой улице. Император, обратившись к Палену, сказал:
— Что он делает? Воротите его!
Граф Пален ногоняет Головкина и приказывает ему, от имени императора, возвратиться.
— Доложите его величеству, — отвечал Головкин, — он прогневался на Преображенский батальон, мои солдаты идут исправно. Император кричит: «дурно», я: «хорошо!» люди собьются и в самом деле будет (не хорошо) дурно. Я нынче императору своего батальона не покажу.
Как ни старался граф Пален его уговорить, но Головкин все шел с своим батальоном в казармы. Граф Пален возвратился и рассказал ответ Головкина.
— Тьфу! — вскричал император. — Какой сердитый немец![80] Однако он прав! Да ведь и ты из немцев, помири нас, пригласи Головкина ко мне отобедать.