Однако все шло не так, как предполагала Минна. Эгон на ее зов не являлся из сада, а когда возвращался домой, подолгу задерживался на первом этаже. Голос его жены методично, как бой часов, звучал на лестнице:
— Эгон, ужинать! Эгон, уже восемь! Эгон, уже четверть девятого!
Но Эгон не отвечал и не торопился подняться наверх. Потом он наконец одолевал лестницу своими отяжелевшими ногами и терпеливо сносил бесконечные попреки Минны.
Анна снизу слышала ее непрерывное ворчанье и изредка голос доктора, звучавший громко и гневно:
— Хватит, Минна, довольно!
После этого наступало молчание.
— О чем ты говоришь с ней, о чем говоришь? О чем ты можешь разговаривать с этой примитивной женщиной? — зудела до бесконечности Минна. — Разве ты не знаешь, что я готовлю, что ужин остывает, становится невкусным. Ну о чем можно с ней говорить?
Иногда доктор снисходил до того, что отвечал монотонным голосом:
— Она прекрасная женщина, умная, прекрасно воспитанная. Она очень уважаемый человек.
Минна пожимала плечами и иронически улыбалась.
— Поэтому она и не нашла себе мужа. А может, она и не хотела устроить свою семейную жизнь.
Доктор брал книгу или газету, в которую он даже не пытался вникать, потому что скоро утомлялся.
Однажды представители жилищной комиссии посетили розовую виллу и заявили, что помещение на первом этаже слишком велико для одного человека, да и на второй этаж можно еще кого-нибудь поселить.
Доктор Таубер так быстро принял решение, что испуганная Минна даже не имела возможности протестовать. Анну Вебер переселили в гостиную; ее мебель и мебель семейства Таубер передвигали с места на место, перетасовывали и оценивали, и то, что не было совершенно необходимым, удалили. Минна предпочла продать все «рыдваны». Анна Вебер собственноручно перенесла все ненужные вещи на чердак.
Теперь доктор мог проводить целые часы в комнате Анны. Ему казалось, что он сидит в собственной гостиной. Он так и заявлял Минне:
— Пойду в гостиную! — и удалялся, шаркая домашними туфлями.
Он совсем забросил сад и не чувствовал больше никакого пристрастия к цветам.
На работе у Анны Вебер все вошло в свою колею. Теперь она ежедневно возвращалась домой в четыре часа. Эгон выжидал, когда она наскоро приготовит себе обед, поест, вымоет посуду, и ровно в шесть часов отправлялся «в гостиную». С восьми часов Минна начинала волноваться и громко призывать его: «Эгон, ужинать!» — и это продолжалось и до девяти, и до десяти часов, пока Эгон не заставлял себя встать и уйти от Анны. Минна никогда не входила в комнату Анны Вебер, а та никогда не переступала порога спальни супругов Таубер.
