С этих пор на людях он стал еще холоднее с Анной.
И еще раз с Эгоном Таубером произошел странный, обеспокоивший его случай. В клинике лежал больной, очень разговорчивый, наивный и назойливый человек из другого города. Он не знал местного общества, но интересовался всем и радовался любым слухам; в те дни, когда у него не было температуры, он переходил из одной палаты в другую, комментировал газеты или вмешивался в чужие рассказы о переломанных костях, гнойном аппендиците, сложной анестезии.
Таубер делал послеобеденный обход. Была осень, шел дождь. Больные дремали. Доктор с профессиональной улыбкой твердым и легким шагом вошел в комнату говорливого пациента в сопровождении дежурного врача и двух сестер. Рукава халата были засучены, обнажая его большие красивые руки.
Больного лихорадило, и он был разговорчивей, чем обычно.
— Что скажете, господин доктор, ведь осень наступила, не правда ли? Надеюсь, будут еще солнечные дни? Я с нетерпением жду, когда представится возможность погулять по вашему райскому саду, по вашему изумительному парку, ведь я лишен этого удовольствия.
Таубер все с той же профессиональной улыбкой, молча измерил его пульс. Больного так и подмывало:
— Завтра приедет моя жена навестить меня. Вчера я получил телеграмму.
Доктор любезно сделал вид, что очень обрадован:
— Да? Приедет ваша жена? Очень приятно. Это поднимет ваш жизненный тонус.
Приободренный и обрадованный, больной еще больше воодушевился. В его лихорадочном мозгу всплыли отрывки каких-то слухов, которые он слышал накануне, но хорошенько не понял. С опечаленным и озабоченным видом он произнес:
— А вы, господин доктор, как я слышал, разводитесь? Сочувствую, весьма сочувствую.
Дежурный врач не мог удержаться, и на его юном, свежем лице расплылась улыбка, а сестры потупили глаза. Лицо Таубера осталось неподвижным, только глаза потемнели. Он сухо проговорил:
— Я? Нет. Это ложь! Этот анализ нужно повторить.
И с большим чувством собственного достоинства он вышел из палаты.
Позднее, в кабинете, он стоял у окна, привычно опершись на подоконник, и его одолевали невеселые мысли. Он спрашивал себя, откуда взялись эти сплетни, услышанные им сегодня. Может быть, люди думают, что он расстанется с Минной и женится на Анне Вебер? Но он никогда и не помышлял ни о чем подобном. Разве это возможно? Разве серьезный человек с положением и добрым именем разводился когда-нибудь в этом городе? Да это был бы скандал, это вызвало бы бурю, он бы потерял доверие всех своих пациентов. Его отец перевернулся бы в гробу. А сколько осложнений: пришлось бы возмещать Минне приданое, и это нанесло бы его бюджету огромный ущерб. А Минна, разве она согласилась бы? Начался бы процесс, явки в суд, откладывания, выяснения подлинного мотива развода (его незаконная связь), протесты Минны, обязательство выплачивать ей содержание неизвестно каких размеров. А тут еще и Оскар, человек гораздо ниже его и по положению, и по личным качествам, получил бы право унижать его, распространяясь везде и всюду о том, что Эгон Таубер сделал его сестру несчастной, что Минну, как брошенную жену, уже не смогут принимать в тех домах, в которых она достойна быть принятой.
