Доктор Эгон Таубер послушно облекся в черный костюм и отправился на семейный вечер к Петеру Тауберу, где его познакомили с Минной, и вел себя с ней, как положено влюбленному: был и любезен и галантен настолько, насколько позволяло ему высокое звание врача и семейная честь.
События развернулись куда быстрее, чем было в обычаях городка. Эгон не ухаживал за Герминой, как это было принято между молодыми людьми, он не собирал для нее цветов во время долгих прогулок по окрестным холмам, не уверял ее — а ей так бы этого хотелось, — что все больше и больше восхищается ее утонченной натурой. Доктор не считал необходимым тратить на это время. Ему казалось само собой разумеющимся, что коль скоро брак этот с его стороны одобрен, да и Минна ничего не имеет против, то не стоит труда и притворяться. Раз заранее известно, что она примет его предложение, что за Минной он получит приданое, которое даст ему возможность открыть кабинет, какого в городе еще не было, то зачем нужны всяческие проволочки?
К тому же Минна показалась ему привлекательной, — невысокая, полненькая блондинка с глазами голубыми, словно выцветшие на солнце полевые цветочки, она на этом вечере говорила мало, больше улыбалась, а когда кто-то сел за рояль, то и спела. Эгон был очарован. У нее был сильный чистый голос, похожий на бурный, но прозрачный поток. Этот голос как-то не вязался с ее невысокой округлой фигуркой. Эгон даже подумал, что женщина с таким голосом несомненно обладает редчайшими душевными качествами, что она не может быть заурядной натурой и что брак, который он принял как святую сыновнюю обязанность, принесет ему спокойствие и счастье. Если его невеста так деликатна и умна, как говорят ее улыбка, скромность и ангельский голос, то и он сможет стать для нее идеальным мужем. Отправляясь знакомиться с Минной, он спрашивал себя не о том, будет ли счастлив сам, потому что это не касалось его обязанностей перед родителями, а о том, сможет ли стать примерным мужем для девушки, которой ни разу в жизни не видел. Теперь он понял, что сможет, и со спокойной совестью намеревался просить ее руки.
Перед этим ответственным шагом Вильгельм Таубер вызвал сына в комнату, служившую одновременно и кабинетом, и гостиной, и, усадив сына на стул и усевшись сам в потертое плюшевое кресло возле выгоревших гардин и кадок с искусственными пальмами, заговорил сдержанно и серьезно:
— Сын мой, ты видел девушку, о которой я тебе говорил и на которую мы возлагаем свои надежды. Ты теперь образованный человек, врач. С детства ты был разумным и понятливым, всегда серьезно смотрел на жизнь, и я прошу тебя хорошенько подумать, прежде чем ты мне ответишь. Подходит ли тебе эта девушка? Будете ли вы счастливы? Брак заключается один раз в жизни и не расторгается. Она всегда будет тебе женой, как родители, данные тебе богом, вечно пребудут родителями.
